Дизайн для Декстера / Dexter by Design - 14 глава (в переводе Fotini)

[bitari]

Алекс Донцевич вышел на свободу еще до того как Дебора пришла в себя. Вернее он был отпущен из КПЗ в 5.17 того же дня, а через час двадцать пять минут Дебора впервые открыла глаза.
Я узнал это благодаря звонку Чацкого, который сообщил мне об этом сразу же, взволнованный словно ему удалось переплыть Ла-Манш на рояле.
- Теперь с ней все будет в порядке, Декс. Она открыла глаза и посмотрела прямо на меня!
- Она что-нибудь сказала?
- Нет. Но она сжала мою руку! Она справится!
Однако я все еще не был уверен, что моргнуть и пожать руку это признаки скорейшего выздоровления, хотя мне стало легче от мысли, что она добилась прогресса. Особенно учитывая тот факт, что ей надо быть в полном сознании при встрече с Израэлом Салгуэро и ребятами из Отдела Внутренних Расследований.
Я знал время освобождения Донцевича из следственного изолятора, потому что за время между встречей в конференц-зале и звонком Чацкого, я принял решение.
Как я уже отмечал ранее, во мне практически отсутствуют эмоции. Для меня это плюс, поскольку я давно заметил, что они не особо помогают тем, кто их может испытывать. Но на протяжении всего этого долгого и муторного дня я заметил странное ощущение в животе, которое буквально взорвалось во мне после слов Мэтьюза о моей бесполезности. Это ощущение росло во мне все утро, пока не стало напоминать несварение желудка, хотя я уверен, что пончик с баварским кремом тут совершенно не причем.
Нет. Причиной этого нового и неприятного для меня чувства была мысль - меня-таки задевает несправедливость этой жизни!
Декстер не питает никаких иллюзий: он лучше чем кто-либо знает что "справедливость" относительно новая и глупая идея. Жизнь несправедлива, никогда не сможет быть справедливой, да и не была такой никогда! Так что люди придумали эту идею, чтобы хоть как-то уравнять шансы игроков на жизненном пути, да чтобы усложнить задачу всякого рода хищникам. И это хорошо. Мне лично трудности нравятся.
Но хотя жизнь несправедлива, закон и порядок должен быть справедлив! И мысль о том, что Донцевич гуляет на свободе, в то время как Дебора находится в реанимации, это как-то совсем не… очень даже… Ладно, назову вещи своими именами - это дико несправедливо! То есть, я уверен, что можно подобрать и другие слова для этой ситуации, но Декстер, в отличие от многих, не боится страшной и неприятной правды. Я остро чувствовал, что все неправильно, и это заставило меня задуматься над тем, что я могу сделать, чтобы все изменить.
Раздумывал я над этим все время: пока несколько часов занимался рутинной бумажной работой; пока три раза пил дрянной кофе; пока поедал свой невкусный ланч в каком-то маленьком, называющем себя средиземноморским, кафе, что соответствовало истине только если вам нравятся черствый хлеб, жидкий майонез и жирные колбаски. Затем я еще несколько минут размышлял, переставляя с места на место предметы на столе в своем закутке.
После всех этих раздумий мне пришло в голову, что мой некогда мощный разум ныне работает вхолостую. По сути, он едва шевелится. Похоже, интермедия в Париже его размягчила. Однако, более вероятно, он ослабел от того что вынужден обходится без своего любимого занятия, моей собственной формы судоку - вычислить и содрать шкуру с ненаказанных злодеев. Слишком много времени прошло с последней Ночи Декстера, и я уверен, что именно это нерастраченное напряжение является причиной моего нынешнего слабоумия. Хочется верить, что если бы я расстрелял свою темную обойму, то смог бы намного раньше разглядеть столь очевидные вещи.
И вот, наконец, где-то в туманных глубинах сморщенного подобия мозга Декстера тихонько тренькнул звоночек - "Дзинь!", и догадка, словно луч света, пробилась наконец в заторможенный мозг Декстера.
Сложно поверить, что я потратил так много времени, чтобы эта мысль как монетка попала в щель монетоприемника. Единственное, что могу сказать в свою защиту это то, что я очень устал, к тому же был не в настроении от жутко невкусного обеда. Но как только монетка попала в щель, она гладко прошла куда надо и упала с очень приятным звоном.
Меня отчитали за то, что я не помог, и я признавал, что ругали правильно. Декстер, по сути, и не был полезным - он дулся в машине, когда на Деб напали, и не смог защитить её снова, уже перед лицом этого высоколобого адвоката.
Но есть одно дело в котором я могу быть очень и очень полезным, дело в котором я был мастером. Я мог бы сразу избавиться от кучи проблем: помог бы Деборе, Департаменту, и помог бы себе самому. Все это за раз - одним большим взмахом, или может несколькими маленькими, если мне захочется поиграть. Все что мне нужно сделать - это расслабиться и снова стать Самим Собой, чтобы указать несчастному Донцевичу, как он ошибался.
Я точно знал, что Донцевич виновен - я видел, как он напал на Дебору. Из этого следует, что он с таким же успехом может быть тем, кто убивает и декорирует трупы, которые вызвали такой шум и нанесли непоправимый урон нашей жизненно-важной туристической экономике. Убрать с дороги Донцевича - это практически мой гражданский долг! А так как он выпущен под залог, то если вдруг окажется, что он исчез, все подумают, что он сбежал. Охотники за преступниками попытаются его найти, но если им это не удастся, это никого не огорчит.
Я был очень удовлетворен этим своим решением – хорошо, когда все так удачно складывается, и чистота этого решения очень понравилась моему внутреннему аккуратисту, который предпочитает решать проблемы именно таким способом - уложить в мешки и выбросить подальше. К тому же это было справедливо во всех смыслах.
Я бы прекрасно провел время с Донцевичем!
Я начал с проверки его статуса по компьютеру, и перепроверял каждые 15 минут, пока не стало ясно - его вот-вот отпустят. В 16.32 его бумаги уже практически были подписаны, и я метнулся на парковку, чтобы успеть перехватить его у выхода из КПЗ.
Я добрался туда вовремя, но там уже собралось много людей. Симеон прекрасно знал, как нужно обставлять дело, тем более если вовлечена пресса. Журналисты с прекрасно уложенными прическами толклись у выхода неорганизованной толпой, вокруг были припаркованы телевизионные фургоны, утыканные спутниковыми антеннами. Когда Донцевич вышел, держа за руку Симеона, камеры защелкали и вся толпа усиленно стала работать локтями - люди пробивались поближе, словно свора собак к куску свежатины.
Из своего автомобиля я наблюдал, как Симеон толкнул длинную трогательную речь, затем ответил на парочку вопросов. После он протолкнул Донцевича сквозь толпу, они уселись в черный Лексус и уехали. Я последовал за ними через минуту.
Преследовать автомобиль нетрудная задача, особенно в Майами, где всегда напряженное и всегда иррациональное движение.
Так как наступил час пик, движение стало еще хуже. Мне пришлось держаться на две машины позади Лексуса. Симеон вроде не замечал преследования. Конечно, даже если бы он засек меня, он наверняка подумал бы, что я журналюга, который стремится сфотографировать момент, когда Донцевич расплачется от благодарности к Симеону, и тот постарается получше выглядеть перед фотокамерой.
Я последовал за ними через весь город к Норт-Майами-авеню, и отстал немного, когда они свернули на 40-ю Северо-Западную улицу. Я уже понял, куда они направляются, и Симеон подтвердил мою догадку, притормозив у того самого здания, где Дебора впервые встретила моего нового друга Донцевича. Я проехал мимо, дал круг по кварталу и вернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как Донцевич выходит из Лексуса и заходит в здание.
Мне улыбнулась удача, и я нашел место, чтобы припарковаться и из машины наблюдать за входом. Я заглушил мотор и стал ждать темноты, которая несомненно придет как обычно и Декстер встретит ее в полной готовности. И сегодня, наконец-то после такого долгого и скучного пребывания на солнечной стороне, я был готов приветствовать её, насладится её дикой и такой приятной музыкой, и сыграть несколько аккордов собственного менуэта Декстера. Наблюдая как тяжело и медленно садится солнце, я с нетерпением ожидал ночи. Я чувствовал, как тьма тянется ко мне, растворяется во мне, расправляет крылья моего темного друга, разминая слишком долго не тренированные мышцы, подготавливая его к веселой забаве. И тут зазвонил телефон.
- Это я, - сказала Рита.
- Слышу, что это ты.
- Думаю, я хорошо устроила… Что ты сказал?
- Ничего. Так что ты там устроила?
- Что? А! Я думала о том, что мы с тобой обсуждали насчет Коди.
Я вытащил свой разум из пульсирующей темноты, которая уже наполнила меня, и попытался вспомнить, что же мы говорили о Коди. Что-то о том, чтобы помочь ему выйти из своей раковины, но я не помнил чтобы мы решили что-то конкретное кроме некоторых банальных ходов, просто чтобы успокоить Риту, пока я аккуратно буду ставить неопытную ножку Коди на Путь Гарри. Так что я просто воскликнул, "А, да. И что?" в надежде вытянуть из нее больше информации.
- Так вот, я говорила со Сьюзан. Ты помнишь, из 137-ой? У нее еще большая собака.
- Да. Собаку я помню.
И говорил правду - собака ненавидела меня, как впрочем и все животные. Они всегда узнавали моего темного друга, даже если хозяева его не видели.
- А ее сына Альберта? Он бойскаут-волчонок [Бойскаут младшей дружины - Прим. перев.]. И я подумала, что это подойдет для Коди.
Поначалу идея казалась глупой. Коди - бойскаут?
Это как пригласить Годзиллу на чай с бутербродами.
Но пока я судорожно размышлял, что же ей ответить, чтобы и не отказать сразу, и не разразиться истерическим хохотом, я поймал себя на мысли, что это не так уж глупо. Практически это то, что надо, чтобы научить Коди сосуществовать со сверстниками. Так что, все еще разрываясь между раздраженным отказом и признательным восторгом, я почти разборчиво произнес: “Он бдт встрге”
- Декстер, ты чего?
- Я…хм… Ты застала меня врасплох. Я еще думаю. И считаю, что это отличная идея.
- Правда? Тебе правда нравится?
- Совершенно точно. Для него это будет просто отлично.
- Я надеялась, что ты так скажешь. Но потом я подумала, и… я не знаю. А что если..? А ты правда согласен?
Я был согласен, и в конце концов она мне поверила. Но это заняло несколько минут, так как Рита умела говорить, не переводя дыхания, и часто не заканчивая предложения, так что на ее двадцать слов приходилось одно мое.
К тому времени, когда я наконец убедил её и дал отбой уже стемнело, но к сожалению внутри меня было еще светло. Вступительные аккорды "Танцевальной сюиты Декстера" были сейчас приглушены, восходящий тон был снижен звонком Риты. Но я был уверен - всё вернется.
И пока этого не произошло, чтобы чем-то занять себя, я позвонил Чацкому.
- Здорово, приятель! - поздоровался он,- Она только что снова открыла глаза. Доктора говорят, что она скоро совсем очнется.
- Прекрасно. Я подъеду чуть позже. Надо кое-какие дела доделать.
- Кое-кто из ваших заходил поздороваться.
- Ты знаешь парня по имени Израэл Салгуэро?
Мимо проехал велосипедист. Он задел мое боковое зеркало и не остановился.
- Да, знаю. Он приходил к ней?
- Да. Он был здесь. - Чацкий помолчал, ожидая реплики от меня. Я ничего не сказал, поэтому он наконец спросил:
- А что с ним?
- Он знал нашего отца.
- О-хо. Что-то еще?
- Ммм. Он из Отдела Внутренних Расследований. Расследует поведение Деборы в этой истории.
Чацкий мгновение помолчал.
- Её поведение?
- Да.
- На неё напали!
- Адвокат говорит, что это самозащита.
- Сукин сын!
- Я уверен, беспокоится не о чем. Это просто формальность, он обязан провести расследование.
- Чертов сукин сын! И он еще притащился сюда? Когда она еще в долбанной коме? - возмущался Чацкий.
- Он давно знает Дебору. Может, хотел удостовериться что с ней все в порядке.
Наступила долгая пауза, затем Чацкий устало сказал:
- Ладно, приятель. Как скажешь. Но если он еще раз заявится сюда, я его не пущу.
Я не был уверен, что Чацкий со своим крюком достойный соперник для самоуверенного Салгуэро, но зрелище явно будет интереснейшим. Чацкий, при всей своей браваде и напускной веселости, был хладнокровным убийцей. А Салгуэро долгие годы служил в ОВР, что сделало его пуленепробиваемым. Если дойдет до драки, можно будет неплохо подзаработать на ставках. Я еще подумал тогда, что надо бы не забыть эту идею. Потом попрощался с ним:
- Ладно. Увидимся позже, - и повесил трубку.
Так, позаботившись о человеческих проблемах, я вернулся к ожиданию. Мимо проезжали автомобили, проходили пешеходы.
Мне захотелось пить и я нашел полбутылки воды на полу у заднего сидения. И вот наконец совсем стемнело.
Я подождал еще немного, пока темнота полностью завладеет городом и мной. Было приятно укутаться в прохладное уютное одеяло ночи. Во мне росло нетерпение, подбадриваемое шепотом Тёмного Пассажира, который требовал чтобы я отошел в сторону и дал ему порулить.
И наконец, я ему уступил.
Положив в карман петлю из нейлоновой лески и скотч – все, что оказалось на этот момент у меня в машине, я вышел из машины.
И замер в замешательстве. Слишком все это давно было, слишком много времени прошло с момента последней игры Декстера. Я не проводил исследований, и это было плохо. Я не составил план, и это было еще хуже. Я понятия не имел, что за этой дверью и что я буду делать, когда попаду внутрь.
На мгновение я засомневался, стоя у машины, и спрашивая себя - смогу ли я сымпровизировать во время нашего танца? Эта неуверенность съедала мои доспехи как ржа, и оставляла меня стоять в опасной темноте, с занесенной для следующего шага ногой, но не знающим куда дальше идти.
Но это же так глупо, убого, неправильно, и совсем не по-Дестеровски!
Настоящий Декстер обитал во мраке и оживал только ночью, когда с удовольствием рубил на кусочки в темноте. А кто же здесь стоит и сомневается? Декстер никогда не колеблется!
Я посмотрел в ночное небо и глубоко вдохнул. Уже лучше. Желтая луна не была полной, но я открылся ей навстречу и она взвыла: ночь просочилась в мои вены, прошла сквозь меня вплоть до кончиков пальцев, запела под кожей, напрягая мышцы. И я ощутил, что все изменилось, превратилось в то, чем Мы должны быть, чтобы выполнить то, что Нам следует. И скоро Мы были готовы выполнить свое дело.
Сейчас, когда пришла ночь, наступило время Тёмного танца Декстера. И сразу стала видна дорога, по которой мы, как всегда, должны пройти.
Черные крылья раскрылись, затмив ночное небо, и понесли нас вперед.
Мы скользили в ночной темноте вокруг здания, тщательно изучая обстановку. В дальнем конце улицы была совсем темная аллея, по которой мы прошли к задней двери здания Донцевича. В самом конце находился хорошо скрытый от глаз грузовой подъезд, и там же стоял припаркованный потрепанный фургончик. Темный Пассажир тут же шепотом подсказал - смотри, вот как он вывозит трупы. А скоро и сам прокатится той же дорогой.
Мы еще раз обошли здание и не заметили ничего тревожного.
За углом гремел музыкой на полквартала эфиопский ресторан. Мы вернулись к входной двери склада и позвонили. Он открыл дверь и успел даже удивиться, прежде чем мы споро уложили его на пол, натянули петлю вокруг его шеи, заткнули рот и связали скотчем руки и ноги.
Когда он стал неопасным и тихим, мы быстро осмотрели помещение. Там никого не было. Зато в ванной комнате мы нашли несколько интересных инструментов, прямо возле большой ванны.
Пилы, ножницы и другие штучки, такие милые и знакомые Декстеру особые игрушки. Тут же стало очевидно - белые керамические плиты, что мы видели в домашнем видео в Управлении туризма отсюда. Это доказательство, то доказательство, которое нам было нужно в эту желанную ночь. Донцевич виновен! Он стоял здесь, рядом с ванной, держал эти инструменты и вытворял невообразимые вещи – те самые, которые мы теперь подумываем сотворить с ним.
Мы оттащили его в ванную комнату и кинули в ванну, после чего на секунду замерли. Тихий и настойчивый шепот говорил, что все это неправильно, он пробрался по нашему позвоночнику, так что аж зубы заныли. Мы перевернули Донцевича лицом вниз и вернулись в помещение. Там никого и ничего не было, все было в порядке, и громкий голос нашего Темного Водителя заглушая непонятный тихий шепот, требовал, чтобы мы вернулись к Донцевичу и продолжили начатое.
Итак, мы вернулись в ванную и принялись за работу. Мы немного спешили, так как были в незнакомом месте без надлежащей подготовки, к тому же перед тем как мы лишили его дара речи, он нам сказал странную вещь - "Улыбайся!" Это нас разозлило и мы быстро заткнули ему рот навсегда. Но мы сделали все аккуратно, о да! И когда мы закончили, мы были удовлетворены такой чистой работой. Все прошло очень хорошо, мы продвинулись на огромный шаг к тому, чтобы все было так как надо.
И все было отлично до самого конца, ничего не осталось, кроме нескольких мусорных мешков и маленького пятнышка крови на стекле для моей коробочки из красного дерева.
И как всегда после такого мне стало гораздо лучше.