Декстер на десерт / Dexter Is Delicious - 39 глава

[bitari]

Эйнштейн утверждал, что наше восприятие времени - всего лишь удобная фикция. Никогда не претендовал на роль гения, способного это понять, но впервые в жизни на меня снизошёл проблеск осознания. Когда я увидел лицо Чацкого, мир остановился. Времени больше не существовало. Как будто я попал в ловушку мгновения, которое будет длиться вечно, или стал персонажем живописного полотна. Силуэт Аланы, выгравированный на фоне тускло подсвеченного борта фальшивого пиратского корабля, её лицо, застывшее в хищной улыбке, пятёрка неподвижных фигур в пятне света под фонарем: Чацкий с безжизненно запрокинутой головой, охранники, Бобби, тянущий его за руки, и странная фигура в чёрном капюшоне с дробовиком Сезара в руках. Вокруг них - группа пиратов в карикатурно угрожающих позах. Никто не двигался. Я не слышал ни звука. Мир схлопнулся в одну-единственную картину под названием "Конец надежды".
Затем неподалеку, со стороны полосы препятствий, раздалась жуткая, вызывающая мигрень музыка из клуба Фэнг; кто-то вскрикнул, и время вновь пошло. Алана начала отворачиваться от борта, сначала медленно, а затем разогнавшись до нормальной скорости, я снова услышал стон Саманты, хлопнул на верхушке мачты Весёлый Роджер на мачте, ему вторил невероятно громкий стук моего сердца.
- Ты кого-то ждал? - поинтересовалась Алана светским тоном. - Боюсь, он вряд ли сможет тебе помочь.
Эта мысль уже приходила мне в голову, наряду с несколькими другими; впрочем, ни одна из них не предложила мне ничего более ценного, чем полуистеричный комментарий о чувстве безнадежности, неотвратимо затапливающем подвалы замка Декстера. Я всё ещё чувствовал запах жарящейся на гриле плоти, и воображение с готовностью подсовывало мне картинку шипящих над углями кусочков драгоценного незаменимого Декстера. В сценарии, написанном по голливудским законам, именно сейчас в мою голову должна была бы прийти фантастически умная мысль, которая помогла бы мне освободиться, схватить дробовик и пробить себе путь к свободе.
Но, очевидно, моя история была другого плана, потому что голову мою не посетило ничего, кроме неотвязной безрадостной мысли: меня убьют и съедят. Я не видел выхода, даже не мог хотя бы ненадолго прекратить бессмысленные внутренние вопли, чтобы подумать о чем-то кроме одного: "Вот и всё". Конец игры, всё кончено, Декстер растворится во тьме. Такого замечательного меня больше не убдет никогда. Не останется ничего, кроме груды обглоданных костей и выброшенных кишок, да где-нибудь, возможно, у одного-двух человек сохранятся смутные воспоминания о том человеке, которым я притворялся - даже не о настоящем мне, что особенно обидно, да и помнить они будут недолго. Жизнь пойдет своим чередом без невероятного, неподражаемого меня, и хоть это кажется неправильным, с этим ничего не поделаешь. Конец, все кончено, finito [1].
Странно, что я не умер на месте от жалости к самому себе, но если бы от этого умирали, то никто не доживал бы до четырнадцати. Я остался в живых и смотрел, как они затаскивают связанного Чацкого по шаткому трапу. Человек в черном капюшоне с дробовиком Сезара встал у гриля, откуда он мог держать под прицелом нас обоих, а Бобби и Сезар подтащили Чацкого к ногам Аланы и позволили ему плюхнуться лицом вниз и остался лежать безжизненной подрагивающей грудой. Из его спины торчало два дротика, что объясняло дрожь. Каким-то образом они обошли его сзади и выстрелили из полицейского парализатора, а потом, когда он мог только беспомощно трястись, вырубили ударом по голове. Вот тебе и помощь профессионала.
- Какая крупная скотина, - произнесла Алана, подталкивая его носком туфли, - твой дружок?
- Вроде того, - мрачно ответил я. В конце концов, я действительно рассчитывал на его помощь, а он считался специалистом в таких вещах.
- Ну, - задумчиво протянула она, разглядывая Чацкого, - нам он не годится. В нем одни шрамы да жилы.
- Вообще-то мне говорили, что глубоко внутри он очень нежный, - с надеждой откликнулся я, - в смысле, намного нежнее меня.
- Ооох, - простонал Чацкий, - ооо, ёёёёооо.
- Фига се у него челюсть, - сказал Сезар, одобрительно кивая, - я его крепко приложил; он должен быть ещё в отключке.
- Где она? - спросил Чацкий, продолжая дрожать. - С ней всё в порядке?
- Нет, правда, я хорошо ему врезал. Я умею драться, - сказал Сезар, ни к кому не обращаясь.
- Она здесь, - ответил я Чацкому, - без сознания.
Чацкий сделал огромное и наверняка чрезвычайно болезненное усилие, и перекатился так, чтобы видеть меня. Его глаза покраснели, и были полны страдания.
- Мы всё просрали, приятель, - сказал он, - всё.
Я не счел нужным комментировать столь очевидное заявление, и Чацкий, устало выругавшись, свалился прежней трясущейся кучей.
- Оттащите его к сержанту Морган, - распорядилась Алана, и Сезар с Бобби опять подхватили Чацкого, подняли его на ноги и уволокли в каюту. - Остальные бегите к полосе препятствий и проследите за тем, чтобы костер горел. Наслаждайтесь. – Велела она скопищу пиратов и кивнула Антуану: - Прихвати чашу для пунша.
Кто-то издал радостный вопль, и двое пиратов схватили пятигаллоновый котел за ручки. Человек в капюшоне осторожно обошел вокруг них, держа ружье нацеленным на меня, пока пираты всей толпой спускались по трапу и удалялись в парк. Когда они ушли, Алана вновь обратила на меня своё леденящее внимание.
- Ну что ж, - сказала она, и хотя я знал, что она не способна испытывать эмоции, в её глазах сияла тёмная жуткая радость, исходящая от чешуйчатой твари внутри неё, - вернемся к нашему кабанчику. - Она кивнула вышибале, и тот отступил к фальшборту, не опуская ружье. Алана шагнула ко мне.
Стояла весенняя ночь в Майами, температура была около двадцати пяти градусов [2], и всё же, когда она приблизилась, я почувствовал, как ледяной обжигающий ветер, проник в самые тёмные, самые дальние уголки замка Декстера, как Пассажир поднялся на все свои многочисленные ноги и закричал в беспомощной злобе, как кости мои пошли трещинами, вены высохли, и весь мой мир сократился до счастливого безумия в глазах Аланы.
- Что ты знаешь о кошках, милый? - промурлыкала она. Вопрос выглядел риторическим; в любом случае, мое горло вдруг слишком пересохло, чтобы я смог ответить. - Они очень любят играть с едой, знаешь ли. - Она ласково погладила меня по щеке, а затем, не меняя выражения лица, влепила мощную пощечину. - Я могла часами наблюдать за ними. Они так мучают свою маленькую мышку, ты видел когда-нибудь? Знаешь, почему, дорогуша?
Она провела длинным, ярко красным лаком ногтем по моей груди, к плечу и руке, и порезам от пальмовых листьев. Алана нахмурилась, увидев раны.
- Это, к сожалению, не просто жестокость. Хотя, по моему, без неё всё же не обходится. - Она провела ногтем по краю пореза. - Но дело в том, что от мучений в организме маленькой мышки вырабатывается адреналин.
Алана вонзила ноготь в нежную плоть пореза, и я подскочил от острой боли. Потекла кровь. Она задумчиво кивнула.
- Или, в нашем случае, в организме маленькой свинки. Тело звереныша трясется от страха, а по сосудам течет кровь с адреналином. И знаешь что, лапушка? Адреналин чудесным образом делает мясо нежным!
В такт словам она вонзала ноготь в рану, всё глубже и глубже, поворачивала его, чтобы раскрыть порез сильнее, и несмотря на боль и мучительный вид зрелища, я не мог отвести глаз от драгоценной алой крови Декстера, широкими ручейками стекающей из раны, пока она тыкала всё сильнее.
- Так что, если мы поиграем с едой, она действительно станет вкуснее. Немного расслабляющего развлечения – да ещё и польза! Разве природа не изумительна?
Она вонзила ноготь особенно глубоко и посмотрела на меня с жуткой застывшей улыбкой. Вдалеке послышался безумный смех "пиратов", пришедших на вечеринку; у мачты опять застонала Саманта, на этот раз значительно тише. Я повернулся к ней. Она потеряла много крови, и кастрюля, которую Бобби подставил под её руку, переполнилась. Когда я увидел переливающуюся через край кровь, меня замутило и я представил, как моя собственная кровь вытекает из ран, смешиваясь с кровью Саманты, пока мы вдвоём не зальём здесь всё липкой красной мерзостью, как тогда, в давние времена в холодном грузовом контейнере с мамой и Байни. У меня закружилась голова, я почувствовал, как проваливаюсь в багровую тьму… и новый укол боли вернул меня на палубу несчастного старого подобия пиратского корабля к вполне реальной и весьма элегантной людоедке, пытающейся проткнуть ногтем мою руку. Мне казалось, она вот-вот проколет артерию, и тогда кровь будет повсюду. Я надеялся, что кровь хотя бы испортит туфли Аланы - не сказать, что достаточно внушительно для предсмертного проклятия, но больше ничего не оставалось.
Рука Аланы на моём предплечье напряглась, ноготь ещё глубже вонзился в рану, стало так больно, что я чуть не заорал, но в этот момент дверь каюты распахнулась и на палубу вернулись Бобби и Сезар.
- Парочка голубков, - ухмыльнулся Бобби. - Он, такой: "Дебби, о Дебби", - а она молчит, всё ещё в отключке, а он снова: "О Боже, о Боже, Дебби, Дебби".
- Это очень забавно, - сказала Алана, - но, я надеюсь, он нам не помешает, милый?
Сезар кивнул:
- Он с места не сойдёт.
- Прекрасно, - одобрила Алана, - тогда почему бы вам двоим не пойти на вечеринку? - Она посмотрела на меня из-под полуопущенных век. - Я останусь пока здесь, хочу немного развеяться.
Уверен: Бобби сказал в ответ нечто, по его мнению, остроумное, и я также уверен: они с Сезаром прогромыхали вниз по трапу и ушли в парк, но по правде говоря ничего этого я не помнил: мой мир сузился до ужасающих картин нашего с Аланой совместного будущего. Она стояла рядом и не мигая смотрела на меня; сила её взгляда была такова, что, казалось, он может резать плоть не хуже ножа.
К сожалению, она решила не полагаться в сложном деле приготовления нежного бифштекса только на свои глаза. Медленно, словно дразня меня, она отвернулась и шагнула к столу, где поблескивал в ожидании ряд ножей. Человек в черном стоял рядом со столом. Всё это время дуло его ружья ни на миллиметр от меня не отклонялось. Алана посмотрела на ножи и задумчиво погладила подбородок.
- Так много интересных вариантов, - сказала она. – Мне правда жаль, что времени слишком мало, чтобы сделать всё должным образом. Действительно узнать тебя. - Она грустно покачала головой. - У меня совершенно не было времени на того потрясающе красивого полицейского, которого ты послал. Я только попробовала, и уже пришлось его прикончить. Спешка, спешка, спешка… убивает всё удовольствие, тебе не кажется?
Итак, Дика убила она. И я не мог не слышать в её словах эхо собственных размышлений, посещавших меня во время ночных забав, хоть в такой момент это и казалось как-то несправедливо.
- Но, - сказала Алана, - думаю, мы с тобой поладим в любом случае. Этот.
Она взяла большой и очень острый на вид нож, похожий на хлебный. Определенно с его помощью она сможет неплохо развлечься. Она повернулась ко мне, приподняв нож, сделала шаг в мою сторону и замерла.
Глаза Аланы шарили по моему телу, пока она мысленно репетировала всё то, что собиралась сделать. Возможно, у меня разыгралось воображение, или мой скромный опыт позволил мне разгадать её намерения, но я мог предсказать каждое её движение, каждый порез, который она собиралась нанести. Пот пропитал мою рубашку и потёк по лицу; сердце колотило о ребра с такой силой, будто пыталось вырваться на свободу и убежать. Нас разделяло метра три [3], но разумы наши переплелись в па-де-де из классического балета крови. Алана растягивала момент предвкушения удовольствия так долго, что мои потовые железы иссякли, а распухший язык прилип к нёбу. Наконец, она тихо, с хрипотцой произнесла "Вот так", и шагнула вперёд.
Наверное, что-то есть в этой идее приверженцев нью-эйдж, будто нарушенное равновесие рано или поздно восстановится, и речь сейчас не о том, что мне предстояло попробовать на вкус собственное лекарство, нет. Я имею в виду, что этим вечером я уже пережил период, когда время замедлилось и остановилось, но в тот момент, когда Алана с занесенным ножом повернулась ко мне, словно чей-то невидимый пинок придал ускорения событиям, и всё, что случилось, произошло одновременно, словно в каком-то дёрганом быстром танце.
Во-первых, раздался оглушительный грохот, и огромный вышибала с "конским хвостом" взорвался; его торс буквально исчез в кошмарном веере алых брызг, а всё остальное с выражением немого возмущения на лице перелетело через борт. Он исчез с такой скоростью, словно рука всемогущего монтажера вырезала его из этой сцены.
Во-вторых, почти одновременно с полетом вышибалы, Алана развернулась, широко открыв рот, и с занесенным ножом кинулась на человека в чёрном, который передернул затвор и отстрелил ей руку вместе с ножом. Затем, так быстро, что это выглядело почти невероятным, он снова передернул затвор, крутнулся и застрелил последнего охранника, который всё ещё доставал оружие. Алана осела к ногам Саманты, охранник ударился о фальшборт и выпал наружу, и все стихло на палубе грозного корабля "Возмездие".
А затем мелодраматичная зловещая фигура в чёрном снова передернула затвор и направила ещё дымящийся ствол прямо на меня. На мгновение мир снова замер. Я смотрел на тёмную маску, ещё более тёмный провал дула, указывающего в середину моей груди и думал: неужели я настолько выбесил Кого-то Наверху? Что я такого сделал, получить приглашение к этому неиссякаемому шведскому столу смерти? Серьёзно: сколько видов смерти, одна ужаснее другой, может угрожать относительно невинному человеку за один вечер? Неужели в мире не осталось справедливости? Кроме той её разновидности, на которой специализируюсь я, разумеется.
Одно за другим: меня избивали, хлестали по лицу, протыкали, пытали, угрожали ножами, обещали съесть, заколоть и застрелить. Все, с меня хватит. Достаточно. Я даже толком расстроиться не мог от такой чудовищной несправедливости. Меня переполнял адреналин, моё мясо стало уже нежнее некуда – будет почти облегчением покончить со всем этим. Всякому терпению приходит конец, и Декстер дошел до точки, когда он больше не может этого выносить.
Я выпрямился во весь рост, преисполненный благородной решимости выступить вперёд, чтобы достойно и мужественно встретить свою смерть, но жизнь приготовила мне ещё один неожиданный поворот.
- Ну, - сказал человек в чёрном, - похоже, мне снова приходится спасать твою тушку.
Он поднял ружье, и я подумал, что знаю этот голос. Я узнал его, и не понимал, радоваться мне, заплакать или сблевануть. Но прежде чем я успел выбрать один из вариантов, он обернулся и выстрелил в Алану, которая медленно и мучительно ползла к нему, оставляя за собой широкий кровавый след. Выстрел почти в упор подбросил её над палубой и разрезал пополам. Оба по-прежнему элегантных фрагмента упали на палубу совершенно неэлегантной кучей.
- Мерзкая сука, - сказал мужчина, опуская ружье, отбрасывая капюшон и снимая маску, - но платила хорошо, и работа мне подходила, я ведь и вправду хорошо управляюсь с ножами.
Я был прав, я действительно знал этот голос.
- И слушай, любой бы уже догадался, что к чему. Я оставил тебе уйму подсказок - чёрный жетон в пакете и всё остальное.
- Брайан, - произнес я и не смог удержаться от одного из самых идиотских замечаний в своей жизни: - Ты здесь.
- Конечно, я здесь, - ответил он, улыбаясь своей жуткой фальшивой улыбкой, которая на сей раз выглядела чуть более естественной. – Зачем ещё нужна семья?
Я вспомнил события нескольких последних дней: сначала Дебора вытащила меня из трейлера в Эверглейдс, теперь вот он, и покачал головой:
- Судя по всему, - ответил я, - семья нужна для того, чтобы спасать от людоедов.
- В таком случае, - ответил Брайан, - я к твоим услугам.
И неожиданно его фальшивая улыбка показалась мне искренней и тёплой.

--------------------------------------------------------------------------------
[1] Итал. "конец".
[2] В оригинале "под восемьдесят градусов" [Фаренгейта], что соответствует примерно 26 градусам Цельсия.
[3] 10 футов = 304 см.