Декстер на десерт / Dexter Is Delicious - Эпилог

[bitari]

ЭПИЛОГ

Дебора оказалась права - Чацкий действительно ушел. Через несколько недель стало ясно, что он не вернётся, и что разыскать его ей не под силу. Она пыталась, разумеется, со всем усердием очень упрямой женщины и отличного копа в придачу. Но Чацкий всю жизнь занимался секретными операциями, и залёг на дно глуже, чем Дебора могла достать. Мы даже не знали, на самом ли деле его звали Чацким. После стольких лет шпионажа возможно он и сам это забыл. В общем, он исчез так, словно никогда и не существовал.
Дебора оказалась права и насчет другого. Вскоре все заметили, что брюки стали ей тесноваты, а обычные простые рубашки сменились свободными гавайскими рубашками таких вырвиглазных расцветок, которые прежде она не надела бы даже ради визита в вытрезвитель. Дебора была беременна и собиралась рожать, с Чацким или без него.
Сначала я беспокоился, что её новый статус матери-одиночки повредит её положению на работе: копы обычно довольно консервативны, - но, похоже, я отстал от времени. Согласно новой редакции Семейных Ценностей, забеременеть без мужа не считалось чем-то плохим, если не делать аборт, и репутация Деборы даже улучшалась по мере роста её живота.
Вы могли бы предположить, что беременный детектив способен вызвать достаточно сочувствия, чтобы убедить кого угодно в виновности подозреваемого, - но на слушании по вопросу о залоге адвокаты сумели сыграть на том, что Джо недавно потерял жену: мачеха Бобби, которая воспитала его и так много для него значила, трагически покинула сей мир. Они невероятным образом забыли упомянуть, что она умерла, развлекаясь пытками и убийствами ни в чем не повинных людей, в том числе, единственного и неповторимого Декстера. Судья назначил залог в пятьсот тысяч долларов, что было мелочью для семьи Акоста, и Бобби радостно выбежал из зала суда прямо в объятия любящего отца, как мы и предсказывали.
Дебора пережила это легче, чем я ожидал. Она отпустила пару ругательств, но, в конце концов, она была Деборой, и по сути не сказала ничего страшнее, чем:
- Ну, блядь, мелкий паскудёныш и на этот раз отделается.
Высказавшись, она посмотрела на меня, и мне не оставалось ничего другого, кроме как согласно промычать.
Бобби оставили на свободе до суда, который, принимая во внимание калибр нанятого его отцом адвоката, мог быть назначен через несколько лет. К тому времени присяжны позабудут занятные газетные заголовки вроде "Карнавал каннибалов" или "Кровавые флибустьеры", и деньги Джо с легкостью сведут обвинения до охоты в не сезон, а наказание - к двадцати часам общественных работ. Горькая пилюля для нас с Деборой, но такова жизнь на службе у этой шлюхи - правосудия Майами, собственно, другого мы и не ждали.
Итак, жизнь пошла своим чередом, и ход её измерялся увеличением талии Деборы, заполненностью ведра для подгузников Лили-Энн и пятничными визитами дяди Брайана в качестве украшения нашей недели. Пятница стала идеальным днем для встреч с ним – помимо других причин, по пятницам Деб посещала занятия для будущих матерей, что снижало шансы на её внезапный приход, смутивший бы моего брата; в конце концов, с технической точки зрения он пытался убить её несколько лет назад, и я знал, что Деб не из тех, кто способен простить и забыть такое. Брайан планировал провести здесь ещё какое-то время – ему, похоже, понравилась роль дядюшки и старшего брата. Как ни крути, Майами был его родиной, и он был совершенно уверен, что даже при текущем состоянии экономики сможет найти здесь работу, которая соответствует его уникальным навыкам. Денег ему хватит ещё надолго - каковы бы ни были её прочие недостатки, талант Алана вознаграждала весьма щедро.
А ещё к моему большому удивлению и растущему беспокойству, к равномерному спокойному ритму моей новой жизни в качестве обычного человека начал примешиваться еще один. Постепенно, почти незаметно, кое-кто начал легонько подергивать меня за загривок. Я, конечно, не о физическом загривке и вообще не о физических ощущениях. Просто… кое-что стояло позади меня… и?
Я оборачивался и озадаченно всматривался в пустоту, но ничего не видел и отмахивался от этих ощущений, списывая их на игру воображения или проблемы с нервами после всего, что мне довелось перенести. В конце концов, бедняжке Декстеру и действительно пришлось нелегко. Совершенно естественно стать слегка нервозным после стольких физических и моральных травм. Предельно ясно, абсолютно нормально, не стоит упоминания. Я старался тут же забыть об этом, и мой жизненный цикл, состоящий из работы, игр с детьми, телевизора, сна и снова работы, возобновлялся до следующего раза, когда я внезапно замирал на середине движения и прислушивался к безмолвному голосу.
Так продолжалось несколько месяцев. Моя жизнь становилась всё более унылой, а Деб всё больше и больше, пока не стала достаточно большой, чтобы назначить дату вечеринки по поводу появления моего будущего племянника на свет. Я сидел с приглашением в руке и размышлял о том, какой бы подарок преподнести ей в честь радостного события, когда снова почувствовал зов неслышимого голоса. На этот раз, обернувшись, я увидел его источник в окне.
Луна.
Полная, яркая, сочная, восхитительная луна.
Зовущая, манящая, сияющая, улыбающаяся мне, прекрасная, яркая луна нежно шептала своим змеиным голосом, сотканным из стали и теней, тихо повторяя два слога моего имени своим прежним голосом, напоминающим о тьме и почерневших от страха или предвкушения наслаждения глазах, таким знакомым, таким успокаивающим и таким странно долгожданным голосом.
Здравствуй, старый друг.
И вновь я чую, как в тёмных глубинах моего разума шелестят, раскрываясь, кожистые крылья, и радостный шепот Пассажира предлагает забыть время пренебрежения друг другом и призывает к счастливому воссоединению.
Пришло время, говорит он, и ледяные мурашки покалывают шею, напоминая о том, что может случиться. Сейчас самое время.
И это правда.
Я думал, что с этим покончено, что я пошел дальше, и скрежет Пассажира и свист ножа больше не прозвучат в моей жизни, но я ошибался. Я всё ещё чувствую эту тягу, чувствую сильнее чем когда либо, как манит меня к себе эта налитая кровью алая луна, висящая в моем окне с ехидным прищуром, как искушает она меня совершить то, что я должен. И сделать это немедленно.
Сейчас.
Каким-то крошечным, ещё не успевшим полностью развиться уголком моей новой человеческой души я осознаю, что не могу, не должен, не имею права, что у меня обязанности перед семьей, и в руке я держу одно из них – приглашение на вечеринку Деборы. Скоро на свет появится новый Морган, новая жизнь, о которой надо заботиться - обязательство, к которому нельзя подходить спустя рукава, только не в этом жестоком и опасном мире. Но жаркий шёпот луны звучит всё громче, хитро соглашаясь: да, так оно и есть, мир соткан из зла и опасности, никто этого не отрицает. Поэтому мы поступаем очень благородно, делая его немного лучше и безопаснее, по маленькому кусочку за один раз. И прекрасно, когда мы одновременно можем выполнить этот свой долг и совместить его с семейными обязательствами.
Да, эта мысль постепенно вползает в моё сознание, сверкая острым лезвием своей безупречной логики. Это верно, очень верно, воистину верно, так аккуратно и чётко, выстраивает все маленькие грязные кусочки мозаики в идеальном порядке. В любом случае у меня есть обязанности перед семьей и этот голос, прекрасная призывная песня сирены, он слишком громко взывает ко мне, чтобы я мог ему отказать.
Поэтому мы идем к пыльному шкафу в моем кабинете и складываем кое-какие вещи в спортивную сумку.
Потом мы заходим в гостиную, где Рита с детьми смотрят телевизор, и на руках у Риты спит Лили-Энн. И на мгновение я замираю, глядя на неё, уткнувшуюся лицом в тёплую грудь матери, и на несколько долгих секунд это зрелище оказывается сильнее, чем любая песня, которую молгла бы спеть для меня луна. Лили Энн…
Но мы делаем следующий вдох и вместе с воздухом в нас вливается мелодия этой прекрасной ночи, и мы вспоминаем: это ради неё мы собираемся сделать это сегодня. Ради Лили-Энн, ради всех Лили-Энн, чтобы сделать мир, в котором они растут, немного лучше. Мы вспоминаем это, и к нам возвращается наша хищная радость, а за ней - ледяное самообладание. Мы наклоняемся и целуем в щеку мою жену.
- Мне нужно сходить по делам ненадолго, - говорим мы, очень хорошо подражая голосу Декстера-человека.
Коди и Астор настороженно выпрямляются, когда слышат наш голос, широко распахнутыми глазами они смотрят на спортивную сумку, но мы бросаем на них только один взгляд, и они хранят молчание.
- Что? О… Но ведь… Хорошо, если ты… Ты не мог бы купить молока по дороге? - говорит Рита.
- Молока, - отвечаем мы, - Пока.
Мы выходим на улицу, провожаемые восхищенными взглядами Коди и Астор, которые знают, куда мы собрались. Снаружи нас окутывает теплое покрывало отливающего металлом лунного света, нависшее над этой Ночью Долга и Необходимости. Оно укрывает нас и бережет для того, что мы сделаем сегодня ночью, обязаны сделать. Мы скользим во тьме за человеком, который будет лучшим подарком для нашей сестры, намереваясь исполнить желание, о котором знаем только мы. За тем, кого только мы можем ей подарить.
За Бобби Акостой.