Поцелуй с зубами

[bitari]

Название: Поцелуй с зубами (A Kiss with Teeth)
Автор: Макс Гладстон (Max Gladstone)
Иллюстрировано Дейвом Палумбо (Dave Palumbo)
Перевод: bitari
Описание: Влад отдалился от жены. У его сына проблемы в школе. А еще он должен прятать свои острые зубы.

Влад больше не показывает жене острые зубы. Он прячет их внутри десен, ждущие обострения жажды, прилива крови, который почти никогда не происходит.

Его зубные протезы тупы как лопаты. Он старательно окрашивает их кофе, окуная каждый вечер в кружку с надписью «Лучший папа на свете». Спустя восемь лет тупые зубы Влада пожелтели, словно клавиши старого расстроенного пианино. Иначе они были бы белее фарфора. Гораздо белее кости.

Почти такими же белыми, как те острые зубы, что он прячет.

Его жена Сара не пыталась убить его с тех пор, как они поженились. Она хранит святую воду в кухонном шкафу за подставкой для специй, а серебряные пули - в сейфе, рядом с пистолетом. Она улыбается, когда они занимаются любовью: улыбкой женщины с пуховой перины, улыбкой пазлов и пледа на теплых от огня коленках. Он улыбается в ответ своими тупыми зубами.

У них есть сын, семилетний мальчик по имени Пол. Он стройный и загорелый, как мать, растет быстро, как молодое деревце. Пол играет в мяч, Пол играет в баскетбол, Пол мечтает стать звездой футбола, тенниса или бейсбола, в зависимости от сезона. Влад водит его на игры. Влад надевает бейсболку и вдыхает со своего места на трибуне запахи кожаного мяча и пота игроков. Он видит, как бита бьет по мячу и прогибается от удара; он знает, упадет ли мяч между второй и третьей базой или вылетит за пределы поля; полетит ли в цель или заработает штрафной. Он говорит об этом сыну, но Пол не способен слышать так быстро. После каждой игры Пол медленно, терпеливо и обстоятельно разъясняет прошедшее действо. У Пола улыбка его матери, которая заставляет Влада нервничать и юлить.

Иногда Влад вспоминает свою молодость: атака кавалерии разбивается о линию пикинеров. Кровь, океаны крови. Крики пронзенных. Тот кошмарный щелчок ломающейся кости, когда хватаешься за ребра и вытаскиваешь их наружу. Влад знает множество форм слов «грудина» и «трахея», а также все склонения и причастия для «свежевания».

- Поговори с учителем, - говорит ему жена после обеда.

Пол в соседней комнате смотрит по телевизору игру в крикет: фиджийцы против индийской команды. Однажды Влад создал культ смерти в Калькутте - британская колониальная паранойя была отличным прикрытием для его аппетитов - а в шестидесятые встретил странствующего вулканического бога с Фиджи, который отказался от жертвоприношений, обнаружив, что гораздо легче научить девственниц играть на гитаре. Жизнь не готовила Влада к пониманию крикета.

- Какую тему нам следует обсудить? - Влад никогда не заканчивает предложения предлогами. Он выучил английский в надлежащем возрасте.

- Пол. Тебе следует поговорить с учителем о Поле.

- Пол не проблемный ребенок.

- Не проблемный. Но проблемы у него есть. - Она показывает табель успеваемости. Она вскрывает конверты тонким ножом, который держит рядом с запасом промокашки. Влад подсчитал, что через восемь лет он останется единственным в мире, кто использует промокашку.

Табель успеваемости напечатан жирным шрифтом и содержит последние буквы короткого оценочного алфавита. Ни пометок, ни объяснений. У Пола не все в порядке. Он кричит игрокам в крокет: "Давай, давай, давай!" из соседней комнаты.

Имя учителя размазано из-за ошибки печати.

На работе Влад притворяется бухгалтером. Притворяется, что использует электронные таблицы и формулы для предоставления притворных гарантий клиенту, который притворяется законопослушным. В разговорах на перерыве он притворяется, будто ему интересен бейсбол. Это не трудно: Пол вникает в таблицы бейсбольной статистики и рассказывает папе о своих надеждах на сезон каждый вечер перед сном. Влад повторяет эти цифры в комнате отдыха, понятия не имея, в правильном ли контексте их использует.

Он звонит по указанному на табеле номеру и коротко общается с предположительно мужчиной.

- Я хотел бы назначить встречу с учителем моего сына, - он называет имя ребенка.

- Да, подожду.

- В шесть тридцать подойдет.

- Спасибо.

По выходным во второй половине дня они с Полом играют в парке в одном квартале вверх и двух прямо от их квартиры. Они живут в переполненном каменном городе; городе, который называет себя новым и считает себя старым. Люди в этом городе давно научились не замечать лишнего. Они с сыном бросают бейсбольный мяч, ловят и бросают обратно в пустом парке, который Влад мог бы назвать переполненным публикой, не будь он так хорош в игре в невидимость: пары с колясками, крысы, собаки, бегающие дети, неторопливо идущие полицейские и бородатые мальчики на роликовых коньках.

Они перебрасываются мячом на этом пустом непустом поле. Влад бросает медленно, а Пол ловит еще медленнее, подшучивая над папой. Влад видит себя глазами сына: вялый и чрезмерно худой мужчина, который ходит, бегает, бросает и ловит так, будто сначала мысленно репетирует каждое движение.

Влад репетирует. Репетировал тысячи раз за последнее десятилетие. Ему потребовался год, чтобы замедлиться настолько, чтобы человеческий глаз мог видеть, как он перемещается из одного положения в другое. Еще год ушел на то, чтобы научиться ронять, ослаблять хватку, подавить инстинкт ловить чашку прежде, чем она разольется, и ловить ножи, прежде чем те покинут руки, позволившие им упасть. Пять лет, чтобы приучить себя не смотреть на то, что не способны обнаружить смертные глаза. Иногда по вечерам взгляд Пола устремлялся от домашней работы к углам комнаты, и Влад думает, что потерпел неудачу, что мальчик перенял у него этот нервный тик и пожизненно обречен нести этот крест.

Владу не нравится мысль о крестах.

Он бросает мяч и снова бросает: шарик из белой кожи, насквозь пробивающий дымку невидимых призраков.

Учительница ждет его. Она молодая красивая блондинка. Пахнет мятой и камелиями. Устало прислонилась к двери - ей приходится вставать в четыре пятнадцать утра, чтобы успеть на автобус из Куинса и разложить тетрадки на столе к тому времени, когда солнце поднимется над стальными каньонами.

Едва увидев ее, Влад понимает, что должен повернуться и уйти. Ничего хорошего от этой встречи не выйдет. Они оба обречены.

Поздно. Он прошел коридору по-человечески тяжелыми шагами, через каждые несколько шагов скрипя подошвами ботинок из воловьей крови - трюк, который он выучил в прошлом году и считает, что он придает ему достоверности. Учительница поднимает голову и видит его: черноволосого, бледного, слишком худого, одетого в синие брюки и в бледно-голубую клетчатую рубашку.

- Вы отец Пола, - она улыбается чертовски округлыми белыми зубами. - Мистер Сент-Джон.

- Басараб, - поправляет он, сосредоточившись на шагах. Медленных, будто по щиколотку в болоте.

Она поворачивается, чтобы открыть дверь, но замирает с рукой на дверной ручке:

- Простите?

- У Пола фамилия матери. Моя - Басараб. Необычно для этой страны. Пожалуйста, зовите меня Влад. - Носовое американское "а" он тоже отрепетировал.

- Приятно познакомиться, Влад. Я рада, что вы смогли уделить время для нас с Полом. - Она оборачивается к нему, улыбается, и... это происходит. Ее зрачки расширяются, сердцебиение учащается с очаровательных шестидесяти пяти до семидесяти четырех ударов в минуту. Кровь приливает к бледным щекам.

Он стоит в метре позади нее. С досадой понимая, что за одно мгновение преодолел половину коридора.

Он улыбается, скрывая разочарование, и пропускает ее перед собой в класс. Ритм ее сердца замедляется, дыхание становится глубже: мышка убеждает себя, что приняла тень дерева за ястреба. Он не мог двигаться так быстро и так тихо. Она наверняка слышала его приближение, просто не заметила его.

Комната скудно меблирована. Голые стены без постеров. Ряды парт, способные вместить до сорока учеников. Доска со списком детских имен и пометками разноцветным мелом. Ему нравится: многие школы больше не используют доски для мела.

Она села за стол лицом к нему. Покачивает ногой.

- У вас большой класс.

Она смеется:

- Не у меня. Мы используем комнаты по очереди. - Улыбка становится грустной. - Неважно. Рада познакомиться. Почему вы позвонили?

- Мой сын. Жена попросила меня поговорить с вами о нем. Кажется, у него проблемы в школе. Я знаю, что он умный мальчик. Его мать, моя жена, она не понимает, почему его оценки не так хороши. Я думаю, он ребенок, он улучшится со временем, но не знаю. Поэтому я и пришел спросить у вас.

- Чем я могу помочь?

Влад переступает с ноги на ногу. Ночь снаружи становится глубже. Гудят уличные фонари. В классе пахнет пылью, потом, камелиями и мятой. Глаза учительницы большие и серые. Она сжимает губы, прикусывает их и снова приоткрывает. От уголков ее рта до крыльев носа тянутся тонкие морщинки - первые признаки старения. Они появляются в двадцать пять или около того. Влад это изучал. Он отводит взгляд в сторону. Смотреть на нее - значит знать ее пульс.

- Какой он в классе, мой сын?

- Он милый. Но легко отвлекается. Иногда забывает отрывок, который мы читали, через полчаса после прочтения. На уроке он ерзает и часто не делает домашнее задание.

- Я видел, как он делал домашнюю работу.

- Конечно. Простите. Я не говорю, что он не делает уроки. Он их не сдает.

- Возможно, ему скучно на занятиях. - Ее лицо стало хмурым. Он убивал людей ради того, чтобы исправить такое выражение лица. - Я не имею в виду, что учить легко. Я знаю, насколько это сложная работа. Но, возможно, ему нужно больше внимания.

- Хотелось бы. Но внимание, которое я уделю ему, мне придется отнять у других детей в классе. У нас сорок учеников, и я должна учить всех.

- Понятно. - Он снова переступает с ноги на ногу. Хорошо, что она увидела, как по-человечески он двигается. Хорошо для отвода глаз.

- Ты думали о том, чтобы проверить его на СДВГ? Это распространенное состояние.

Что за проверка? Что показало бы тестирование его сына?

- Могу я как-нибудь помочь? Может, делать уроки вместе с ним?

- Отличная идея. - Напряжение уходит из ее голоса. Она встает. - Если у вас есть время, конечно. Уверена, это поможет. Он к вам тянется.

Влад смеется. Восхищается ли его сын человеком или иллюзией? А может, чудовищем, которого никогда не видел?

- Вряд ли. Но я помогу, если смогу.

Она подходит к нему с ярко-красной папкой в руках:

- Вот его задания на неделю. Если поможет, возвращайтесь и я дам вам следующую порцию.

Она улыбается.

Влад холодно, пугающе улыбается в ответ.

- Отлично, - жену не интересует учительница, только результат встречи . - Здорово. Спасибо. - Она сжимает его в объятьях и он чувствует ее силу. В отражении зеркала в ванной они похожи на шахматные фигуры из алебастра и красного дерева. - Ненавижу это место. Классные комнаты пугают меня. Так много плохих воспоминаний.

- Начальная школа не властна надо мной.

- Конечно, нет. - Быстрый мягкий поцелуй в щеку, и она исчезает в их маленькой жаркой спальне. - Это поможет Полу, я уверена.

Влад не уверен. Каждый вечер он садится рядом с Полом в тесной гостиной, выключает телевизор и склоняется над журнальным столиком. Влад ведет карандашом по бумаге настолько медленно, что ему кажется, будто ледники успеют сойти на Гудзон и вырезать каньон из Манхэттена раньше, чем он закончит решать задачу по математике. После окончания кропотливого труда в стиле выкладывающего песочную мандалу тибетского монаха он видит, что Пол спит лежа щекой на столешнице и подергивая язычком за розовыми губами. Он будит мальчика легким прикосновением. Пол потягивается, жмурится, стряхивает с себя сон (привычка его матери), и они вместе, шаг за шагом, разбирают задачу. Затем Пол берется за следующие урок, а Влад медитирует, вспоминая, как поднимаются и рушатся города.

- Ты понял? - спрашивает он.

- Да, папа, я понял.

Пол не понимает. На следующей неделе он ежедневно приносит домой стопку бумаг, исчерканных кроваво-красными чернилами.

- Настойчивость важна, - учит Влад. - В этом мире ты должен сделать из себя нечто. Тем, кто ты есть, оставаться недостаточно.

- На это нужно так много времени, - взгляд Пола заставляет Влада задуматься, не совершает ли он ошибку.

На следующей неделе Влад возвращается в школу. Войдя через распашные двери, он медленно и уверенно отмеряет каждый свой шаг. Помнит, что туфли должны скрипеть. Помнит, что глаза должны двигаться. Помнит, что нужно наполнять и опустошать легкие. Так много едва заметных способов быть человеком; так много возможностей совершить ошибку.

Школьные коридоры пусты и пахнут пылью, резиной и моющим средством. Он мог бы идентифицировать химическое вещество, если бы захотел.

Он не может ни на чем сосредоточиться.

Комната учительницы приближается. Медленно-медленно. Оттуда доносятся слабые отголоски мяты с камелией. Он не предаст себя снова.

Дверь в ее класс приоткрыта. Он видит только пустые столы.

За ее столом сидит мужчина, согнувшийся над бумагами, словно туберкулезник над платком. Правая манжета синей рубашки испачкана мелом. Ногти обкусаны, бледная кожа головы просвечивает сквозь жидкие волосы.

- Где учитель?

Мужчина подскакивает словно от удара током. Роняет стул, опрокидывает подставку для ручек, мела и скрепок. Некоторые падают на пол. Влад не считает. Пульс мужчины подскочил до девяноста ударов в минуту. Если бы кто-нибудь пугал его таким образом каждый час в течение нескольких месяцев, он избавился бы от брюшка. Мужчина чертыхается:

- Черт. Боже мой. Кто, черт подери...

- Я мистер Басараб, - говорит Влад. - Что с учителем?

- Не слышал, - мужчина встал на колени, собирая разбросанные ручки. - Я учитель. Учитель.

- Учитель, с которой у меня встреча. Учительница моего сына. Молодая женщина. Светлые волосы. Примерно такого роста. - Он не упоминает запах. Большинство людей не считают его описание полезным.

- А-а-а, мистер Базараб. Простите, Анжеле пришлось сегодня уйти пораньше. Семейные дела. Она оставила для вас это. - Он складывает ручки обратно в стаканчик и достает из стопок красную папку вроде той, которую учительница дала Владу неделю назад. Он протягивает Владу папку и, когда Влад берет, отдергивает руку, словно от огня.

- У нее все хорошо? Надеюсь, она не заболела.

- Она в порядке. Ее отец попал в больницу. Кажется.

- Я рад, - говорит Влад, и уточняет при виде его замешательства, - рад, что с ней все в порядке. Поблагодарите ее, пожалуйста.

Влад не открывает папку, пока не выходит за школьную ограду. У учительницы твердый, уверенный почерк. Она благодарит Влада за работу с сыном. Извиняется за то, что пропустила встречу. Предлагает вернуться на следующей неделе и обещает точно дождаться его.

Влад не смотрит остальное содержимое папки. Он трижды перечитывает записку по пути домой. Пытается не вдыхать запах камелий, мела и слабый солоноватый аромат страха, но все равно чует их.

Жена поздно возвращается из библиотеки. Пока они с Полом делают уроки, она подтягивается на перекладине, закрепленной в дверях спальни. Она тяжело дышит ртом, поднимаясь и опускаясь. Позади нее тени заполняют неосвещенную спальню.

Пол отрабатывает деление в столбик. Сколько будет сорок три разделить на семь, и сколько в остатке? Насколько длинной будет десятичная дробь? Пола сломал карандаш и точит его прозрачной ярко-красной пластиковой игрушкой, которую купила ему мама, с приятными изгибами, скрывающими крошечный клинок внутри.

Влад хотел бы научить Пола точить карандаши ножом, но в наши дни ножом карандаши не точат, и в любом случае им потом пришлось бы собирать обрезки дерева и графита. Точить старым способом было сложнее.

- Расскажи мне о свой учительнице, - предлагает Влад.

- Она милая, - отвечает Пол. - Восемь поделить на три будет два, и два в остатке.

- Молодец, - хвалит Влад.

Жена закончила тренировку, и они отправляют Пола в постель:

- Я скучаю по крикету, - говорит мальчик, когда ему подтыкают одеяло. - Скучаю по теннису, футболу и бейсболу.

- Это временно, - отвечает жена Влада. - Как только твои оценки улучшатся, ты снова сможешь их смотреть. И играть.

- Хорошо. - Пол недоволен, но знает, что должен сказать.

На кухне свистит чайник. Они оставляют Пола в его комнате. Жена Влада наливает чай, исчезает в их спальне и вскоре возвращается, одетая во фланелевую пижаму и пушистую мантию распущенных волос. Она выглядит усталой. Она выглядит счастливой. Влад не может сказать, чего больше. Она ставит на столик кружку горячего чая, садится на диван, скрестив ноги, и кладет на колени открытую книгу.

- Ты опять делаешь это, - говорит она десять минут спустя.

- Что?

- Не двигаешься.

Его старая привычка: найти темный угол, замереть неподвижно и наблюдать. Он улыбается:

- Я устал. Начинаю забывать.

- Или вспоминать.

- Я всегда помню, - он сидит маленьком диванчике под прямым углом к ней.

- Хорошо, что ты занимаешься с Полом.

- Я хочу помочь.

- Ты действительно помогаешь.

Он пересаживается на диван, не пытаясь двигаться медленно. Ветер от его движения бьет ей в лицо. Она моргает и прижимается к нему.

- У тебя все хорошо? Я иногда волнуюсь. - Ее сильная, твердая рука покоится на его бедре. - Ты такой тихий. Надеюсь, ты скажешь, если будешь испытывать потребность.

Потребность. Он не использует это слово даже в мыслях. Он испытывал потребность десять лет назад. Десять лет назад эта красавица с методичным умом преследовала его по всему миру, раскапывая его секреты в древних архивах. Десять лет назад он заманил ее в старый замок в горах. Десять лет назад она сияла в свете звезд, проникающего сквозь трещины в крыше замка. Он мог убить ее и скрыться, как и всегда. Пустив лепестки, что распускаются из века в век, из страны в страну, по кровавому ветру.

Она выглядела такой настоящей в лунном свете.

Поэтому он спустился и поговорил с ней, и они обнаружили, что знают друг друга лучше, чем кого-либо на свете.

Прошло десять лет.

В чем он нуждается?

Он наклоняется к ней. Его острые зубы давят на внутренности десен и пожелтевшие фальшивки. Он вдыхает запах ее крови. Пахнет камелиями. Острые зубы отступают. Он целует жену в лоб.

- Я люблю тебя, - произносят оба. Позже он пытается вспомнить, кто произнес это первым.

Они с учительницей встречаются каждый четверг. Анжела со светлыми волосами и сильным сердцем. Она рассказывает, как продвигается учеба Пола. Учит его тренировать сына, предлагает образовательные игры, рассказывает о концепциях, которые планирует обсуждать в классе на следующей неделе. Влад не впервые задумывается, почему он сам не учит своего ребенка. Но они обсуждали это с женой, когда узнали о ее беременности. Они не нормальная пара, и что бы еще ни выучил Пол, прежде всего ему необходимо научиться выглядеть нормальным.

Он стал настолько нормальным, что не может освоить математику. Поэтому Влад стоит в классе прямо, будто палку проглотив, и кивает, когда понимает Анжелу или задает вопросы, когда нет. Он держит дистанцию.

Влад узнает от нее кое-что личное. Узнает, что она живет одна. Узнает, что ее отец в больнице - единственный родитель, с которым она близка; мать бросила их обоих в детстве Анжелы, сбежав с подругой по колледжу и оставив полупустую бутылку водки и жалкую записку. Он узнает, что ее нервы напряжены, как у маленькой птички, и что она вздрагивает от звука шагов в коридоре. Что она не высыпается.

Ему не нужно запоминать ее запах. Его он уже помнит.

Однажды ночью он следует за ней до ее дома.

Это было ошибкой.

После захода солнца она выходит из школу и идет на остановку автобуса, на котором едет без пересадок прямо домой. Он взбирается на крыши и бежит следом.

Игра, говорит он себе. Современные люди охотятся в лесу, но не ради мяса. Рыбак ловит рыбу, чтобы бросить ее обратно. И этот ночной забег для него не более опасен, чем рыбалка для рыболова. Он оставляет свои оксфорды на крыше школы и бежит босиком по зданиям и проводам моста, легкий и быстрый. Даже если кто-то внизу поднимет глаза, что он увидит? Всполох на фоне облака, дрожь полузабытого кошмара, птицу, которая расправляет крылья. Тень среди теней.

Игра, говорит он себе, и лжет. Однако он понимает, что это ложь, позже - после того, как она проходит три квартала от остановки до своей квартиры-студии, роняет ключи на лестнице и быстро, нервно словно испуганная зайчиха, опускается на колени, чтобы поднять их; после того, как она входит в квартиру, а он задерживается, и наконец, возвращается на другой берег реки к зданию школы, где надевает оксфорды, приглаживает волосы перед витриной гастронома и стряхивает пыль с брюк и куртки - он понимает только тогда, когда жена спрашивает о пыли на воротнике, а он качает головой и врет что-то о стройплощадке. Он окрашивает свои тупые зубы в чашке с кофе, и словно виноградная лоза обвивается вокруг обнаженной жены на супружеском ложе. От нее пахнет потом, женщиной и темным лесом, и этот аромат напоминает ему о другом запахе. Зубы давят на десны, усталая и довольная жена потягивается рядом, а он лежит и заново переживает свое последнее убийство.

Первый шаг сделан, за ним последовал второй, а затем и третий. Как тогда, когда он учил Пола ездить на велосипеде: в движении легче сохранять равновесие.

Он больше не напряжен на их еженедельных встречах. Он шутит о старой стране и не скрывает свой акцент. Морщинки на ее лице разглаживаются от смеха.

- Вы с женой работаете. Обучение Пола требует времени. Может его дедушка или бабушка могли бы помочь?

- Семья его матери далеко, - отвечает Влад. - Мои родители мертвы.

- Простите.

Его отец погиб во время нападения турок, когда ему было четырнадцать; мать умерла от одной из множества болезней, от которых тогда умирали люди.

- Это было внезапно и тяжело, - говорит он, и они больше не поднимают эту тему. Он узнает короткую вспышку сочувствия в ее глазах.

Он снова следит за ней, надеясь увидеть нечто, что его отвлечет. Она может навестить друзей, или позвонить старому любовнику, или отцу в больницу. У нее может появиться парень или девушка. Но она не меняется. Она останавливается у аптеки купить зубную пасту, бутилированную воду и гигиенические салфетки. Нащупывает ключи у двери, но в этот раз не роняет.

Он уходит.

Пол слишком устал для учебы. Влад обещает помочь ему завтра. Пол хмурится. Хмурое выражение лица ему пока не идет. Он слишком молод. Влад говорит это и переворачивает его вверх тормашками, а Пол визжит от смеха, когда Влад несет его в спальню.

Работа спорится. Он теряет способность притворяться нормальным. Числа танцуют по его команде. "Белые воротнички" которые раньше тут же забывали его, теперь в его присутствии замолкают и смотрят ему вслед. Начальник без всякой причины предлагает ему повышение, но он отказывается. Молчание между Владом и Анжелой становится напряженнее. Он извиняется, она говорит, что извинений не нужно.

Они с женой занимаются любовью дважды в неделю. Ненасытная, она прижимает его к кровати и наслаждается.

По утрам Пол молча ест свои хлопья. Влад едва не забылся во время вечерней игры и чуть не вышвырнул мяч вверх и наружу, над парком, над городом, в океан.

Так не может продолжаться. Сила переполняет его. Он соскальзывает на старые пути бытия, которые он приучил себя забыть. Однажды по дороге домой он замечает стаю ворон, усевшуюся вокруг него на крышах домов. Черные бусинки глаз ждут его приказа.

Не так нужно быть отцом. Не так нужно быть мужчиной.

Но Влад был монстром прежде, чем стал человеком.

Снова и снова он следит за ней среди остывающей жары ранней осени. Год на исходе. "Покажи мне опасность", - мысленно умоляет он, - "Дай мне хоть одну причину не сжать пальцы и не схватить тебя". Но она одна во всем мире.

Успеваемость Пола снижается. Влад извиняется перед Анжелой. Он отвлекся.

- Все в порядке, - успокаивает она. - Такое бывает. Не вини себя.

Он не винит ее. Но это должно закончиться.

Он готовит завтрак. Бекон. Яйца с сыром. Свежевыжатый апельсиновый сок. Отжим требует времени, но не для Влада. Он просыпается рано и двигается в своем темпе - быстро. Жир выскакивает из пальцев и скользит по сковороде. Яйца надуваются пузырем. Он отсчитывает секунды, выжидая, пока поджарится бекон, чтобы перевернуть яйца. К тому времени, как жена выходит из душа, завтрак готов и в кухне чисто. Он готовит обед для Пола, потому что сегодня его очередь. Он не может ничего изменить.

Его жена посасывает полоску бекона, прежде чем откусить.

- М-м-м... - радостно напевает она, обнимая его за талию. - Как вкусно. Ну разве твой папа не отличный повар?

Пол смеется. Как полагает Влад - расчетливым смехом.

- Сегодня не день матери, - говорит жена. - Он в мае.

- Я люблю тебя, - отвечает Влад. Пол корчит рожицу.

Вороны провожают его на работу, перелетая с крыши на крышу. Когда он добирается до центра города, они садятся на уличные фонари и светофоры. Красный, желтый и зеленый огни по очереди отражаются в их глазах. "Таймс" сообщает о перебоях пригородного электроснабжения из-за неожиданных резких порывов ветра прошлой ночью. Приюты и больницы переполнены безумцами, которые бредят и едят жуков. Влад опустошен, как огромная зияющая бездна, и мир стремится его заполнить.

Он случайно ломает клавиатуру. Пробивает мизинцем и втыкает клавишу ввода в стол, занозив палец кусочком пластика. Рана заживает, едва он вытащил обломок. Техподдержка меняет клавиатуру.

Влад заканчивает к трем и сидит в своем кабинете до заката. Когда он покидает здание, над головой сгущаются грозовые тучи. Вспышки молний освещают его прогулку по городу. В глазах крестьян, мимо которых он проходит, при каждом ударе загорается страх. "Крестьяне": очередное слово, о котором он годами не вспоминал.

Он говорит себе, что все это скоро закончится. И вернется нормальная жизнь.

Чем бы ни считать нормальность.

Он приходит в класс, но они мало разговаривают. Время разговоров прошло. Она такая же, как в его памяти: солнечный свет и мрамор, камелия и мята. Идеальная добыча. Он чувствует, как кровь пульсирует в ее пальцах во время рукопожатия. Ощущает ее крови, ее приливы и отливы.

- Я должен поблагодарить вас, - говорит он, когда она отдает ему задания Пола на следующую неделю. - За вашу преданность. Вы так много сделали для Пола. Я ценю вашу работу.

- Пустяки. - Либо она думает, что он не видит ее усталости, либо доверяет ему и не считает нужным скрывать. - Я рада помочь. Если бы каждый отец заботился о ребенке так, как вы, мы жили бы в гораздо лучшем мире.

- Мне повезло, - говорит он, - иметь возможность заботиться.

Он провожает ее от школы, как и раньше. После заката вороны перестают прятаться. Они летают над улицами города и кричат о пророчестве над переулками. Поток воронов устремляется вниз по Бродвею, ленивые толстые пешеходы принимают их за облако, а шум от их крыльев за гул автомобилей или поезда. Летучие мыши выбираются из своих гнезд, а крысы корчатся и пищат свои крысиные песни на ступенях метро. Бабушки вспоминают рассказанные шепотом истории своих бабушек и просят детей не выходить из дома после наступления темноты.

Влад считает, что так даже лучше. Он преследует Анжелу по грязной пустынной улице от остановки до квартиры. Она его не замечает. Она ничего не замечает. Все крысы, вороны, летучие мыши держатся от нее подальше. Они знают цель Влада и не хотят ему помешать.

Она молода, ее жизнь застыла в паутине фантазий, ее любовь - лишь прикосновение печали. Этот мир несет для нее только боль. Ей наверняка лучше умереть прежде, чем боль усилится, а нежность превратится в бездушную пустоту.

Его десны зудят. Он вынимает вставные зубы, кладет их в пакет с застёжкой "зиплок" и убирает в карман пиджака. Присев на крышу здания напротив дома Анжелы, он смотрит, как она устало тащит тяжёлую сумку на ремне.

Его зубы, настоящие зубы, многочисленны и остры. Он пробует острые края языком.

Она открывает дверь, поднимается по лестнице. Он слушает, как бьется сердце: четвертый этаж, пятый, квартирка-студия.

Он перепрыгивает через улицу и мягко, как тень, опускается на крышу Анжелы возле мансардного окна. Внизу открывается дверь и загорается свет. Он видит ее сквозь щели в занавесках. Она запирает дверь, позволяет сумке соскользнуть с плеча на пол и прислоняется к потертому темному дереву, закрыв глаза.

Из-за тесноты ее квартира выглядит захламленной. Книжные полки, сделанные из ящиков из-под молока забиты книгами в мягкой обложке и старыми учебниками. Небольшой комод из лакированной сосны разрушается от старости: один его бок скрепляют наклейки на бампер с незнакомыми Владу логотипами музыкальных групп. Диван-кровать отделен от кухонного уголка узким журнальным столиком. Простыни лежат в корзине рядом с диваном, грязная одежда в другой корзине, посуда в раковине.

Она открывает глаза и переступает через ремень упавшей сумки. Два шага к холодильнику за пивом. Она открывает бутылку брелком со связки ключей, выбрасывает крышку и делает большой глоток. Три шага, огибая столик, от холодильника до дивана, где она садится, делает еще один глоток и чертыхается. Тянет первые два слога «придурки» низким тоном и заканчивает высоким, четким, звенящим голосом, похожим на те маленькие колокольчики, которые раньше использовали при литании. Встает, поднимает сумку, возвращается на диван, достает красную ручку с толстой пачкой листов и начинает проверять домашние задания.

Влад ждет. Не сейчас. Не когда она погружена в работу. Добыча должна дарить радость, погружая в совершенство, острое, как кончик иглы. Он мог сделать это, когда она вошла в комнату. Но момент упущен.

Она ставит оценки, допивает пиво, берет вторую бутылку. Через некоторое время возвращает листки в папку, а папку - в сумку. Достает с книжной полки из ящиков громоздкий ноутбук, подключает его и запускает сериал о молодых людях, имеющих квартиры больше, чем у нее. Смеется за просмотром и снова пьет.

Он следит за тем, как она смотрит сериал. Такое можно позволить себе лишь раз, поэтому все должно быть идеально. Он пытается представить этот момент. Она улыбнется, лежа в постели? Заметит его за занавесками и заберется на стул, чтобы открыть окно и впустить его? Закричит и попытается убежать? Назовет по имени? Обнимет? Он схватит ее за шею и притянет к себе, а она будет безуспешно царапать его лицо, пока не лишится сил?

Она закрывает ноутбук, выливает остатки пива в раковину, выбрасывает бутылку, заходит в ванную и закрывает дверь. Булькает смыв туалета, в раковину течет вода, и он слышит, как она чистит зубы, полощет горло и сплевывает.

Сделай это. Идеальный момент не наступит. Нет такого понятия.

Дверная ручка поворачивается.

Чего он ждет? Он хочет, чтобы она увидела его, узнала его, поняла его, боялась его, любила его в конце концов. Он хочет, чтобы она преследовала его по всему свету, хочет битвы при свете луны над темным замком.

Он хочет быть ее монстром. Хочет превратить ее жизнь в ее конец.

Дверь открывается.Она выходит, одетая в поношенную голубую пижаму. Четыре шага до дивана, который она раздвигает в кровать. Она расстилает постель и укладывается под одеяло. Волосы образуют светлый ореол вокруг головы на темной подушке.

Сейчас.

Она выключает свет, не вставая с постели. В комнате становится темно, если не считать мигающих огоньков кофеварки и зарядных устройств для мобильника и ноутбука. Она смотрит в потолок и вздыхает.

Он встал и повернулся, чтобы уйти.

Лунный свет отразился от стекла на расстоянии десяти кварталов.

Жена почти убрала винтовку за те девять секунд, пока он добирался до нее. Она не прекращала оттачивать нужные навыки. Снайперский прицел уже убран; когда он подходит, она откручивает ствол. Должно быть, она слышала, как он идет, но ждет, пока он заговорит первым.

Она осталась в библиотечной одежде: брюки цвета хаки, кардиган, удобная обувь. Волосы убраны под темную шапочку. Никаких украшений, кроме обручального кольца и часов.

- Прости, - говорит он первым.

- И не говори.

- Как ты узнала?

- Пыль на воротнике. Поздние возвращения.

- Я имею в виду, как ты узнала про сегодня?

- По пути на работу меня атаковала стая ворон. Один из учеников на подработке спятил, бормоча о князе тьмы. Ты потерял хватку.

- Я давно не практиковался.

Она смотрит ему в лицо. Он понимает, что улыбается своими острыми зубами. Перестает улыбаться.

- Не надо.

- Прости.

- Ты это уже говорил. - Закончив с винтовкой, она возвращает ее в футляр, закрывает молнию и встает. Она ниже его ростом, зато шире в плечах. - Что заставило тебя остановиться?

- Она была не ты.

- Шутишь.

- Нет.

- И что же нам теперь делать?

- Не знаю. Я думал, что достаточно силен, чтобы быть нормальным. Но это - я, - он скалит зубы. - Не это. - Он достает из кармана пакет со вставными челюстями, кладет на ладонь и протягивает в ее сторону. Сжимает пальцы. Стирает хрустящий пластик в порошок и бросает под ноги. - Теперь можешь меня убить.

- Не буду.

- Я монстр.

- Всего лишь чуть более буквальный, чем большинство.

Она отворачивается и прижимает костяшку пальца к губам. Оглядывается обратно.

- Ты заслуживаешь хорошего мужчину. Нормального мужчину.

- Я искала тебя.

Она не кричит, но что-то в ее голосе заставляет его отступить на шаг, заставляет его сердце встрепенуться и почти забиться.

- Я скучал. - Эти два слова звучат слишком просто. Он изо всех сил пытается подобрать слова. - Я скучал по тем временам, когда мы были опасны друг для друга.

- Думаешь, только ты один? Думаешь, родительские собрания, сплетни с мамашками, вся эта семейная и работая рутина меня не достает? Думаешь, меня не волнует, как я превратилась в такое?

- Все не так просто. Если я потеряю контроль, люди умрут. Посмотри, что случилось сегодня.

- Ты остановился. И если ты все испортишь, - она легонько подталкивает оружейную сумку носком туфли. - Всегда остается это.

- Полу нужна нормальная семья. Мы же договорились.

- Ему больше нужен отец. Отец, который не настолько сильно боится себя, чтобы быть рядом.

Он останавливается прежде, чем скажет нечто, о чем пожалеет. Закрывает рот, зажмуривается и долго слушает завывания ветра над крышей. Глазам становится больно.

- Ему нужна и мать.

- Да. Нужна.

- Я облажался сегодня.

- Да. Но я думаю, что мы сможем над этим поработать. Вместе. А ты?

- Сара, - говорит он.

Она смотрит ему в глаза. Они коротко обнимаются и она опускается на колени, чтобы подобрать сумку с оружием.

- Позволь мне, - предлагает он.

На следующей неделе, в пятницу, они с Полом играют в мяч в парке. Они одни пугают парковых привидений: сегодня холодно, но Пол молод, а Влада холод не беспокоит. Мертвые деревья царапают небо иссохшими костяшками пустых крон. Листья кружатся маленькими вихрями. Небо чистое, солнце уже зашло за здания.

Влад расстегивает пальто и позволяет ему упасть. Снимает свитер, бросив его поверх пальто. Остается в одной рубашке, обхватив футбольный мяч своими длинными пальцами. Сжимает их, не настолько сильно чтобы порвать мяч, только чтобы почувствовать, как воздух внутри сопротивляется давлению пальцев.

Пол отступает, подняв руки.

Влад качает головой:

- Отойди подальше.

Мальчик бежит, раскидывая сухие листья и ломая упавшие ветки.

- Дальше, - повторяет Влад и машет ему рукой.

- Здесь?

Влад никогда раньше не бросал мяч так далеко.

- Еще.

Пол останавливается возле края парка.

- Дальше некуда!

- Ладно, - говорит Влад. - Хорошо. Готов?

- Да!

Его броски отлично отрепетированы. Он медленно раскручивал и мягко отпускал. Он собственными костями чувствовал удар по мячу.

Все это он забывает.

Чернота извивается по ветру. Вороны каркают на верхушках деревьев. Он стоит, замерев как ледяная статуя.

А затем бросает мяч изо всех сил.

Громкий треск эхом разносится по парку. Призраки разбегаются, ныряют в укрытие. Шар пробивается сквозь воздух, оставляя за собой вакуумный след. Оконные стекла гремят, срабатывает сигнализация на автомобилях. Влад не целился в сына. Он не хотел причинить ему боль. Просто хотел бросить.

Глаза Влада быстрее, чем руки, и столь же остры. Поэтому он видит, как Пол моргает, скорее удивленно, чем испуганно. Видит, как Пол понимает. Видит, как Пол улыбается.

И видит, как Пол размывается и ловит мяч.

Они смотрят друг на друга через парк. Мяч порвался при поимке и шипит в руках Пола, выпуская воздух. Ветер перекатывает между ними листья .

Они так и не смогут вспомнить, кто рассмеялся первым.

Они говорят часами. Гоняются друг за другом по парку, так быстро, что кажутся цветными пятнами на ветру. По парку раздаются высокие детские крики радости и глубокие, гортанные возгласы Влада. Когда небо чернеет, и появляются звезды, они возвращаются домой в перепачканной одежде, с застрявшими в волосах ветками и листвой. Пол быстро делает уроки, и они вместе смотрят крикет, пока мальчик не засыпает.

Сара ждет его в гостиной. Хватает его за руки, сжимает их достаточно сильно, чтобы причинить боль, и впивается в него поцелуем.

Он целует ее в ответ, не пряча острые зубы.