Уверен: все мы смотрели достаточно старых фильмов и знаем - разумные люди избегают заброшенных луна-парков, особенно когда солнце клонится к закату. Жуткие вещи скрываются в подобных местах, и любой, кто сюда забредает, обрекает себя на ужасный конец. Вероятно, у меня слишком тонкая душевная организация, но "Пиратский берег" показался мне куда более жутким местом, чем все, что я видел не в кино. Я практически слышал эхо злодейского хохота, висящее в воздухе над темными остовами зданий и аттракционов, и мог различить в нем едкую насмешку, как будто годы забвения сделали это место жестоким и коварным и оно не может дождаться возможности понаблюдать, как со мной случится какая-нибудь беда.
Очевидно, Дебора, не особо усердствовала с просмотром старого кино. С совершенно безмятежным лицом она достала своё оружие и шагнула на территорию парка, поглядывая вокруг с таким видом, словно собралась в магазин - настрелять себе немного грудинки. Мы с Чацким нагнали ее в сотне футов от ворот, и она едва взглянула на нас.
читать дальше- Разделимся, - бросила она.
- Полегче, Деб, - сказал Чацкий, - дай нам время проработать фланги. - Он посмотрел на меня и кивнул налево. - Иди медленно и осторожно вокруг аттракционов, приятель. Заглядывай за сараи, навесы, везде, где кто-нибудь может спрятаться. Крадись и оглядывайся, приятель. Держи глаза и уши открытыми, присматривай за Дебби и будь осторожен.
Он повернулся к Деборе:
- Деб, послушай, - начал он, но она отмахнулась пистолетом.
- Просто сделай это, Чацкий, ради Бога.
Он пристально посмотрел на неё.
- Будь осторожна, - сказал он, повернулся и пошел направо. Он был весьма крупным мужчиной, вместо одной ноги у него был протез, - но пока он скользил между деревьями, сумрачные тени словно смывали с него годы и раны. Он выглядел прекрасно смазанной машиной, тенью среди теней; все его движения, казалось, отработаны до автоматизма. Я порадовался, что он, его винтовка и опыт здесь.
Но прежде чем я начал петь гимн морских пехотинцев, Дебора больно толкнула меня и зло зыркнула.
- Какого хера ты ждешь? - поинтересовалась она.
Я с большим удовольствием прострелил бы себе ногу и вернулся домой, но пришлось повернуть налево и углубиться в густеющую тьму.
Мы крались сквозь парк в самых лучших полувоенных традициях - потерянный в стране плохих триллеров патруль. К чести Деборы, она была очень осторожна. Она незаметно передвигалась от одного укрытия к другому, часто поглядывая направо, в сторону Чацкого, и налево - на меня. Ее все труднее становилось разглядеть, так как солнце уже совсем село, но, по крайней мере, это означало и то, что им тоже непросто увидеть нас. Кем бы они ни были.
Такими лягушачьми прыжками мы проскакали всю первую часть парка, мимо бывших сувенирных лавочек, и наконец, я приблизился к первому из аттракционов – старой карусели. Она свалилась и лежала, накренившись набок. Карусель выглядела потрепанной и выцветшей, кто-то отрубил головы лошадкам и выкрасил их ядовито-зеленой и оранжевой флуоресцентной краской. Самое печальное зрелище, какое мне приходилось когда-либо видеть. Я осторожно обошел ее, держа пистолет наготове, и заглянул за все достаточно большие, чтобы спрятать людоеда, предметы.
У дальней стороны карусели я остановился и посмотрел направо. Деб было почти невозможно различить в сгущающейся тьме. Она вошла в тень одной из больших опор, поддерживавших канатную дорогу, пересекавшую парк. Чацкого я вовсе не видел: там, где он должен был находиться, стоял ряд покосившихся домиков, окаймлявших площадку для картинга. Я надеялся, что он там, настороже и способен за себя постоять. И если оттуда действительно что-нибудь выпрыгнет и крикнет "бу!", хотелось бы, чтобы его встретил Чацкий со своей штурмовой винтовкой.
Но я не мог разглядеть его, и Дебора тоже у меня на глазах растворялась в темноте, углубляясь в парк. Подул легкий теплый ветерок, и я ощутил запах ночи Майами: гниющая зелень и выхлопные газы с легким привкусом соли. Вдыхая знакомый запах, я вдруг почувствовал, как волоски у меня на загривке встают дыбом, услышал тихий шепот из самого глубокого подземелья замка Декстера, а на его бастионах раздался шорох кожистых крыльев. Отчетливый сигнал о надвигающейся опасности, здесь и сейчас что-то случилось, и настал отличный момент оказаться где-нибудь в другом месте. Я замер рядом с безголовой лошадью, оглядываясь в поисках причины беспокойства Пассажира.
Но ничего не увидел и не услышал. Дебора исчезла во тьме, в пределах видимости ничего не двигалось, за исключением пластикового пакета, развевающегося на легком ветерке. Мой желудок тем не менее свело, и на этот раз не от голода.
Пистолет неожиданно показался мне маленьким и бесполезным, и я вдруг осознал, что хочу сбежать из парка сильнее, чем сделать следующий вдох. Пассажир мог обижаться на меня, но он ни за что не позволил бы мне рисковать собой, и, главное, он никогда не ошибался, особенно когда выражал свои предупреждения так ясно. Я обязан был вытащить Дебору отсюда, прежде чем что-то произойдет.
Но как мне убедить её? Она настролась освободить Саманту и притащить Бобби в участок за шкирку, и ни за что не станет меня слушать, даже если бы я смог объяснить, откуда я знаю, что наши дела плохи. Но пока я нервно сжимал пистолет, меня избавили от необходимости принимать решение. Прогремел оглушительный лязгающий звук, по всему парку начали загораться огни, а потом земля задрожала, раздался душераздирающий визг ржавого металла, и я услышал скрипучий стон… Наверху, над моей головой, канатная дорога пришла в движение.
Я потратил долгую драгоценную секунду, удивленно пялясь вверх и воображая все ужасы, какие могут пролиться оттуда мне на голову. В следующий, поистине жуткий момент, мной завладел коварный альтруизм, и я посмотрел направо, проверить как там Дебора. Её не было видно. Из вагончика канатной дороги надо мной раздался выстрел, за которым последовал радотный дикий визг – клич охотника, заметившего добычу. Это пробудило мой инстинкт самосохранения, и я нырнул в поисках укрытия под карусель. В спешке я ударился носом обо что-то большое и твердое - это оказалось отрубленной пластиковой головой одной из лошадок. К тому времени, когда я пробрался мимо, выбросив её наружу, скрип наверху прекратился.
Я подождал: больше ничего не случилось. Выстрелы не гремели. Артиллерийский огонь тоже никто не открывал. Зажигательные бомбы не сыпались со свистом из вагончиков канатной дороги. Не было слышно ничего, кроме скрипения старого ржавого троса, с усилием проходившего через блоки. Я подождал еще немного. Что-то защекотало в носу и я стер это; на руке осталась кровь. Долгую, почти бесконечную секунду я таращился на неё, не в силах отвести взгляд или подумать о чём-либо кроме ужасной алой капли бесценной жидкости из жил Декстера. Но к счастью, мой мозг вернулся к работе, я вытер руку о штаны и выбросил это из головы. Очевидно, я ударился носом, когда нырял в укрытие. Ничего серьезного. У каждого из нас внутри есть кровь. Фокус в том, чтобы там её и удерживать.
Я осторожно переместился, чтобы выглянуть наружу, оставаясь в безопасности, передвинул лошадиную голову так, чтобы она меня прикрывала, и пристроил поверх неё пистолет. Справа от меня, над тем местом, где я в последний раз видел Дебору, проезжало то, что когда-то было вагончиком канатной дороги. От него ничего не осталось, кроме той части, которая крепилась к тросу, и куска металлической трубы, бывшего ранее частью сиденья. Безумно раскачиваясь, оно проехало мимо меня. За ним подполз следующий вагончик, и хотя от него осталось гораздо больше, у него отсутствовали боковые стены и он тоже оказался пуст.
Мимо проехало ещё несколько разбитых вагончиков. Только один из них выглядел достаточно крепким, чтобы выдержать человека, но и он пропрыгал мимо меня, без единого признака пассажира. Я начал чувствовать себя немного глупо, лежа под пластиковой лошадкой, покрытой осыпающейся позолотой и флуоресцентной краской, и целясь в разломанные и абсолютно пустые вагончики канатной дороги. Очередной потрепанный, заброшенного вида вагончик прошел мимо - и вновь ничего. Однако я точно слышал кого-то там наверху, и предупреждение от Пассажира было весьма отчетливым. Где-то в парке, среди напоминавших о беззаботном детстве останков "Пиратских земель", притаилась опасность. И она знала, что я здесь.
Я сделал глубокий вдох. Разумеется, Бобби был здесь, и определённо не один. Но в этих ветхих вагончиках не могло поместиться больше двух или трех человек. Так что, если мы продолжим действовать по первоначальному плану, то втроем всё ещё будем в состоянии изловить нескольких сдвинутых детишек. Волноваться не о чем: продолжаем дышать ровно, следуем плану – и вернёмся домой к вечерней телепередаче. Я пополз назад, к краю карусели, и уже коснулся одной ногой земли, когда сзади, от главных ворот, раздался жуткий охотничий клич первобытного племени, преследующего добычу, и я скользнул обратно под защиту своей безголовой лошадки.
Несколько секунд спустя я услышал веселые голоса, топот многочисленных ног, и выглянув, увидел проходящую мимо меня компанию из восьми - десяти человек. Они были преимущественно возраста Бобби Акосты, такие же, ясноглазые чудовища, как те, что мы видели в клубе "Фанг". Впрочем, скорее всего это были те же самые чудовища. На них были стильные пиратские костюмы, которые, я уверен, понравились бы Пирату Роджеру. Они быстро прошли мимо и, судя по их приподнятому настроению, направлялись на вечеринку. Возглавлял их клубный вышибала с "конским хвостом", державший наготове меч довольно опасного вида.
Я проводил их взглядом из-за своего обезглавленного пони, пока они не скрылись из виду и не стих звук их шагов. В голове у меня вертелись не самые веселые мысли. Соотношение сил изменилось, и вся ситуация выглядела теперь совершенно иначе. Я по природе своей не слишком общительный человек, но, кажется, настало подходящее время, чтобы разыскать моих спутников и постараться выжить в экстремальных условиях.
Я подождал еще немного, убедился, что никто не отстал от компании, а затем покинул свою лошадиную голову и осторожно подполз к краю карусели. Насколько мне было видно, они ушли, и парк вполне мог быть совершенно пуст. Впереди и немного левее стояло здание, которое я опознал. В детстве я бродил по нему несколько унылых часов, тщетно пытаясь понять, почему это должно быть весело. Но если оно обеспечит мне укрытие, я прощу ему его вводящее несоответствующее истине название. Итак, бросив последний взгляд на все ещё пустую канатную дорогу, я скатился с карусели и бросился к «комнате смеха».
Снаружи здание выглядело плохо. От росписи, украшавшей его, осталось лишь несколько блеклых силуэтов - я едва смог разобрать компанию весёлых пиратов, грабящих и насилующих какой-то городок. Утрата фрески, несомненно, была огромной потерей для мирового искусства, но это не являлось моей главной проблемой в текущий момент. Перед зданием горела тусклая лампа, и мне пришлось, полуприсев, обойти его сзади, стараясь держаться в тени. Это завело меня в противоположном направлении от того места, где я в последний раз видел Дебору, но мне было необходимо найти новое укрытие. Кто бы ни сидел на канатной дороге, он определенно видел, как я валяюсь под каруселью - мне нужно поскорее оттуда уйти.
Я осторожно обогнул комнату смеха. Задняя дверь легоньо покачивалась одной петле, на ней всё ещё виднелась половина таблички. Выцветшие красные буквы ясно заявляли, что здесь "ной вы". Я задержался у двери, держа пистолет наготове. На самом деле я не думал, будто кто-то будет прятаться внутри среди зеркал. Это слишком уж банально, должно же и у людоедов быть хоть немного гордости. В любом случае эти зеркала не могли никого одурачить даже в свои лучшие дни. После стольких лет пренебрежения они наверняка отражают не больше света, чем моя подметка. Но я решил не рисковать, и прошел мимо двери пригнувшись, держа пистолет нацеленным вглубь павильона. Тихо и пусто. Я переместился к следующей лужице темноты.
У дальнего угла здания я опять замер и осторожно осмотрелся. По-прежнему ничего. Возможно ли, что меня никто не ищет? Я вспомнил фразу, которую часто повторяла моя приемная мать Дорис: "Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним". В моем случае это было похоже на правду: я провел много времени в бегах, но до сих пор за мной никто не гонялся. Но я абсолютно точно знал, что они всё ещё в парке, и единственным разумным решением было бежать, спасая свою шкуру. Но точно так же я знал, что моя сестра ни за что не уйдёт без Саманты Альдовар и Бобби Акосты, а я не могу оставить её одну.
Я слушал огорченное бормотание Пассажира, чувствовал пронизывающий насквозь холодный ветер, поднятый его крыльями, а Рассудок вкупе со Здравым смыслом поднялись на цыпочки и закричали, приказывая мне бежать к выходу, но я не мог. Не мог уйти без Деборы.
Так что я вздохнул, мимолетно задумавшись о том, сколько ещё вдохов мне осталось, и рванул к следующему укрытию. Когда-то это был аттракционом для самых маленьких детей с большими закрытыми машинками, которые медленно ездили по кругу, если кто-то поворачивал колесо в центре. Из них осталось всего две, обе в весьма плохом состоянии. Я юркнул в тень от синей и ненадолго припал к земле. Компания веселящихся пиратов растворилась в темноте; было не видно и не слышно не было никого, кто обратил бы внимание на мои передвижения в стиле краба-отшельника. Я с тем же успехом мог идти по парку во главе духового оркестра и жонглировать живыми броненосцами.
Но рано или поздно нам придется встретиться, и в сложившейся ситуации я хотел бы увидеть их первым, поэтому опустился на четвереньки и выглянул из-за машинки.
Я добрался до конца площадки с аттракционами для малышей, и теперь мне был виден канал, по которому прежде плавал пиратский корабль. В нём всё ещё было полно воды, но далеко не самого приятного цвета. Даже отсюда был виден мерзкий серо-зеленый оттенок запустения. Между мной и каналом находилось три опоры канатной дороги. С каждой свисали фонари, но только один из них работал: справа от меня, в той стороне, где я в последний раз видел Дебору. Прямо впереди лежало тёмное открытое пространство около тридцати метров в длину, которое заканчивалось следующим островком безопасности - пальмовой рощей на утесе над водой. Не очень крупной, её едва хватило бы, чтобы скрыть пару взводов Талибана, поджидающих меня в засаде. Но другого укрытия не наблюдалось, поэтому я выскочил из-за машинки и, пригнувшись, побежал туда.
Оказаться без защиты было ужасно; казалось, у меня ушло несколько часов на то, чтобы пересечь открытое, лишенное теней пространство и добраться до рощицы. Я остановился у ближайшей пальмы. Теперь, оказавшись под защитой её ствола, я вновь забеспокоился о том, что могло скрываться с другой его стороны. Я обнял дерево и заглянул в глубь зарослей. Между пальмами разросся густой подлесок и учитывая, что он почти полностью состоял из острых шипов и колючих ветвей, мне совсем не хотелось там прятаться. Я разглядел достаточно, чтобы убедиться, что среди кустов никто не скрывается, да и сам я не испытывал желания оставлять на их ветках куски своей плоти. Я немного отодвинулся от ствола и уже собрался искать укрытие получше.
Но в этот момент со стороны реки раздался звук, который нельзя было ни с чем спутать, - пушечный залп. Я обернулся в направлении звука: под хлопанье порванных парусов и скрип поломанных мачт из-за поворота показалось пиратское судно.
Это была разлагающаяся оболочка того, чем оно когда-то было. Куски дерева свисали с корпуса. Ветхие остатки его парусов печально трепетали на ветру, на мачте развевалось меньше половины выцветшего Веселого Роджера, но корабль гордо скользил по воде, так же, как в моём детстве. Три обращённые ко мне пушки выплюнули ещё один анемичный залп. Я понял намек и нырнул в хитросплетения кустов под пальмами.
То, что минуту назад казалось верхом неудобства, теперь стало благословенным укрытием, и я принялся протискиваться в самую гущу подлеска. Почти сразу же я запутался в растительности и напоролся на шипы. Попытавшись отползти от куста, который так злобно на меня напал, я наткнулся на пальму с острыми, как пила, листьями. К тому времени, когда я сумел освободиться, я порвал рубашку и заполучил несколько глубоких кровоточащих порезов на руках. Но жалобы ещё никому не помогали и, я был уверен, что никто даже не подумает поделиться со мной лейкопластырем, поэтому пополз дальше.
Я медленно продвигался через подлесок, оставляя за собой маленькие, но оттого не менее ценные кусочки собственной плоти на ветвях плотоядных кустов, пока не добрался до дальнего края рощицы, где присел на корточки за веером из пальмовых листьев и посмотрел на канал. Вода в нем взбурлила, будто взбаламученная чьей-то гигантской рукой, а затем успокоилась и снова медленно и уверенно потекла, словно настоящая река, а не пруд в виде кольца.
Тем временем гордость "Пиратского берега", ужас семи морей, проклятый корабль "Возмездие" остановился у старого гниющего причала, который вдавался в канал чуть ниже и правее меня. Вода опять забурлила и снова потекла спокойно. "Возмездие" слегка качнулся, но остался на месте. И несмотря на отсутствие его грозной команды, на борту все же был как минимум один пассажир.
Саманта Альдовар, крепко привязанная к грот-мачте.
Очевидно, Дебора, не особо усердствовала с просмотром старого кино. С совершенно безмятежным лицом она достала своё оружие и шагнула на территорию парка, поглядывая вокруг с таким видом, словно собралась в магазин - настрелять себе немного грудинки. Мы с Чацким нагнали ее в сотне футов от ворот, и она едва взглянула на нас.
читать дальше- Разделимся, - бросила она.
- Полегче, Деб, - сказал Чацкий, - дай нам время проработать фланги. - Он посмотрел на меня и кивнул налево. - Иди медленно и осторожно вокруг аттракционов, приятель. Заглядывай за сараи, навесы, везде, где кто-нибудь может спрятаться. Крадись и оглядывайся, приятель. Держи глаза и уши открытыми, присматривай за Дебби и будь осторожен.
Он повернулся к Деборе:
- Деб, послушай, - начал он, но она отмахнулась пистолетом.
- Просто сделай это, Чацкий, ради Бога.
Он пристально посмотрел на неё.
- Будь осторожна, - сказал он, повернулся и пошел направо. Он был весьма крупным мужчиной, вместо одной ноги у него был протез, - но пока он скользил между деревьями, сумрачные тени словно смывали с него годы и раны. Он выглядел прекрасно смазанной машиной, тенью среди теней; все его движения, казалось, отработаны до автоматизма. Я порадовался, что он, его винтовка и опыт здесь.
Но прежде чем я начал петь гимн морских пехотинцев, Дебора больно толкнула меня и зло зыркнула.
- Какого хера ты ждешь? - поинтересовалась она.
Я с большим удовольствием прострелил бы себе ногу и вернулся домой, но пришлось повернуть налево и углубиться в густеющую тьму.
Мы крались сквозь парк в самых лучших полувоенных традициях - потерянный в стране плохих триллеров патруль. К чести Деборы, она была очень осторожна. Она незаметно передвигалась от одного укрытия к другому, часто поглядывая направо, в сторону Чацкого, и налево - на меня. Ее все труднее становилось разглядеть, так как солнце уже совсем село, но, по крайней мере, это означало и то, что им тоже непросто увидеть нас. Кем бы они ни были.
Такими лягушачьми прыжками мы проскакали всю первую часть парка, мимо бывших сувенирных лавочек, и наконец, я приблизился к первому из аттракционов – старой карусели. Она свалилась и лежала, накренившись набок. Карусель выглядела потрепанной и выцветшей, кто-то отрубил головы лошадкам и выкрасил их ядовито-зеленой и оранжевой флуоресцентной краской. Самое печальное зрелище, какое мне приходилось когда-либо видеть. Я осторожно обошел ее, держа пистолет наготове, и заглянул за все достаточно большие, чтобы спрятать людоеда, предметы.
У дальней стороны карусели я остановился и посмотрел направо. Деб было почти невозможно различить в сгущающейся тьме. Она вошла в тень одной из больших опор, поддерживавших канатную дорогу, пересекавшую парк. Чацкого я вовсе не видел: там, где он должен был находиться, стоял ряд покосившихся домиков, окаймлявших площадку для картинга. Я надеялся, что он там, настороже и способен за себя постоять. И если оттуда действительно что-нибудь выпрыгнет и крикнет "бу!", хотелось бы, чтобы его встретил Чацкий со своей штурмовой винтовкой.
Но я не мог разглядеть его, и Дебора тоже у меня на глазах растворялась в темноте, углубляясь в парк. Подул легкий теплый ветерок, и я ощутил запах ночи Майами: гниющая зелень и выхлопные газы с легким привкусом соли. Вдыхая знакомый запах, я вдруг почувствовал, как волоски у меня на загривке встают дыбом, услышал тихий шепот из самого глубокого подземелья замка Декстера, а на его бастионах раздался шорох кожистых крыльев. Отчетливый сигнал о надвигающейся опасности, здесь и сейчас что-то случилось, и настал отличный момент оказаться где-нибудь в другом месте. Я замер рядом с безголовой лошадью, оглядываясь в поисках причины беспокойства Пассажира.
Но ничего не увидел и не услышал. Дебора исчезла во тьме, в пределах видимости ничего не двигалось, за исключением пластикового пакета, развевающегося на легком ветерке. Мой желудок тем не менее свело, и на этот раз не от голода.
Пистолет неожиданно показался мне маленьким и бесполезным, и я вдруг осознал, что хочу сбежать из парка сильнее, чем сделать следующий вдох. Пассажир мог обижаться на меня, но он ни за что не позволил бы мне рисковать собой, и, главное, он никогда не ошибался, особенно когда выражал свои предупреждения так ясно. Я обязан был вытащить Дебору отсюда, прежде чем что-то произойдет.
Но как мне убедить её? Она настролась освободить Саманту и притащить Бобби в участок за шкирку, и ни за что не станет меня слушать, даже если бы я смог объяснить, откуда я знаю, что наши дела плохи. Но пока я нервно сжимал пистолет, меня избавили от необходимости принимать решение. Прогремел оглушительный лязгающий звук, по всему парку начали загораться огни, а потом земля задрожала, раздался душераздирающий визг ржавого металла, и я услышал скрипучий стон… Наверху, над моей головой, канатная дорога пришла в движение.
Я потратил долгую драгоценную секунду, удивленно пялясь вверх и воображая все ужасы, какие могут пролиться оттуда мне на голову. В следующий, поистине жуткий момент, мной завладел коварный альтруизм, и я посмотрел направо, проверить как там Дебора. Её не было видно. Из вагончика канатной дороги надо мной раздался выстрел, за которым последовал радотный дикий визг – клич охотника, заметившего добычу. Это пробудило мой инстинкт самосохранения, и я нырнул в поисках укрытия под карусель. В спешке я ударился носом обо что-то большое и твердое - это оказалось отрубленной пластиковой головой одной из лошадок. К тому времени, когда я пробрался мимо, выбросив её наружу, скрип наверху прекратился.
Я подождал: больше ничего не случилось. Выстрелы не гремели. Артиллерийский огонь тоже никто не открывал. Зажигательные бомбы не сыпались со свистом из вагончиков канатной дороги. Не было слышно ничего, кроме скрипения старого ржавого троса, с усилием проходившего через блоки. Я подождал еще немного. Что-то защекотало в носу и я стер это; на руке осталась кровь. Долгую, почти бесконечную секунду я таращился на неё, не в силах отвести взгляд или подумать о чём-либо кроме ужасной алой капли бесценной жидкости из жил Декстера. Но к счастью, мой мозг вернулся к работе, я вытер руку о штаны и выбросил это из головы. Очевидно, я ударился носом, когда нырял в укрытие. Ничего серьезного. У каждого из нас внутри есть кровь. Фокус в том, чтобы там её и удерживать.
Я осторожно переместился, чтобы выглянуть наружу, оставаясь в безопасности, передвинул лошадиную голову так, чтобы она меня прикрывала, и пристроил поверх неё пистолет. Справа от меня, над тем местом, где я в последний раз видел Дебору, проезжало то, что когда-то было вагончиком канатной дороги. От него ничего не осталось, кроме той части, которая крепилась к тросу, и куска металлической трубы, бывшего ранее частью сиденья. Безумно раскачиваясь, оно проехало мимо меня. За ним подполз следующий вагончик, и хотя от него осталось гораздо больше, у него отсутствовали боковые стены и он тоже оказался пуст.
Мимо проехало ещё несколько разбитых вагончиков. Только один из них выглядел достаточно крепким, чтобы выдержать человека, но и он пропрыгал мимо меня, без единого признака пассажира. Я начал чувствовать себя немного глупо, лежа под пластиковой лошадкой, покрытой осыпающейся позолотой и флуоресцентной краской, и целясь в разломанные и абсолютно пустые вагончики канатной дороги. Очередной потрепанный, заброшенного вида вагончик прошел мимо - и вновь ничего. Однако я точно слышал кого-то там наверху, и предупреждение от Пассажира было весьма отчетливым. Где-то в парке, среди напоминавших о беззаботном детстве останков "Пиратских земель", притаилась опасность. И она знала, что я здесь.
Я сделал глубокий вдох. Разумеется, Бобби был здесь, и определённо не один. Но в этих ветхих вагончиках не могло поместиться больше двух или трех человек. Так что, если мы продолжим действовать по первоначальному плану, то втроем всё ещё будем в состоянии изловить нескольких сдвинутых детишек. Волноваться не о чем: продолжаем дышать ровно, следуем плану – и вернёмся домой к вечерней телепередаче. Я пополз назад, к краю карусели, и уже коснулся одной ногой земли, когда сзади, от главных ворот, раздался жуткий охотничий клич первобытного племени, преследующего добычу, и я скользнул обратно под защиту своей безголовой лошадки.
Несколько секунд спустя я услышал веселые голоса, топот многочисленных ног, и выглянув, увидел проходящую мимо меня компанию из восьми - десяти человек. Они были преимущественно возраста Бобби Акосты, такие же, ясноглазые чудовища, как те, что мы видели в клубе "Фанг". Впрочем, скорее всего это были те же самые чудовища. На них были стильные пиратские костюмы, которые, я уверен, понравились бы Пирату Роджеру. Они быстро прошли мимо и, судя по их приподнятому настроению, направлялись на вечеринку. Возглавлял их клубный вышибала с "конским хвостом", державший наготове меч довольно опасного вида.
Я проводил их взглядом из-за своего обезглавленного пони, пока они не скрылись из виду и не стих звук их шагов. В голове у меня вертелись не самые веселые мысли. Соотношение сил изменилось, и вся ситуация выглядела теперь совершенно иначе. Я по природе своей не слишком общительный человек, но, кажется, настало подходящее время, чтобы разыскать моих спутников и постараться выжить в экстремальных условиях.
Я подождал еще немного, убедился, что никто не отстал от компании, а затем покинул свою лошадиную голову и осторожно подполз к краю карусели. Насколько мне было видно, они ушли, и парк вполне мог быть совершенно пуст. Впереди и немного левее стояло здание, которое я опознал. В детстве я бродил по нему несколько унылых часов, тщетно пытаясь понять, почему это должно быть весело. Но если оно обеспечит мне укрытие, я прощу ему его вводящее несоответствующее истине название. Итак, бросив последний взгляд на все ещё пустую канатную дорогу, я скатился с карусели и бросился к «комнате смеха».
Снаружи здание выглядело плохо. От росписи, украшавшей его, осталось лишь несколько блеклых силуэтов - я едва смог разобрать компанию весёлых пиратов, грабящих и насилующих какой-то городок. Утрата фрески, несомненно, была огромной потерей для мирового искусства, но это не являлось моей главной проблемой в текущий момент. Перед зданием горела тусклая лампа, и мне пришлось, полуприсев, обойти его сзади, стараясь держаться в тени. Это завело меня в противоположном направлении от того места, где я в последний раз видел Дебору, но мне было необходимо найти новое укрытие. Кто бы ни сидел на канатной дороге, он определенно видел, как я валяюсь под каруселью - мне нужно поскорее оттуда уйти.
Я осторожно обогнул комнату смеха. Задняя дверь легоньо покачивалась одной петле, на ней всё ещё виднелась половина таблички. Выцветшие красные буквы ясно заявляли, что здесь "ной вы". Я задержался у двери, держа пистолет наготове. На самом деле я не думал, будто кто-то будет прятаться внутри среди зеркал. Это слишком уж банально, должно же и у людоедов быть хоть немного гордости. В любом случае эти зеркала не могли никого одурачить даже в свои лучшие дни. После стольких лет пренебрежения они наверняка отражают не больше света, чем моя подметка. Но я решил не рисковать, и прошел мимо двери пригнувшись, держа пистолет нацеленным вглубь павильона. Тихо и пусто. Я переместился к следующей лужице темноты.
У дальнего угла здания я опять замер и осторожно осмотрелся. По-прежнему ничего. Возможно ли, что меня никто не ищет? Я вспомнил фразу, которую часто повторяла моя приемная мать Дорис: "Нечестивый бежит, когда никто не гонится за ним". В моем случае это было похоже на правду: я провел много времени в бегах, но до сих пор за мной никто не гонялся. Но я абсолютно точно знал, что они всё ещё в парке, и единственным разумным решением было бежать, спасая свою шкуру. Но точно так же я знал, что моя сестра ни за что не уйдёт без Саманты Альдовар и Бобби Акосты, а я не могу оставить её одну.
Я слушал огорченное бормотание Пассажира, чувствовал пронизывающий насквозь холодный ветер, поднятый его крыльями, а Рассудок вкупе со Здравым смыслом поднялись на цыпочки и закричали, приказывая мне бежать к выходу, но я не мог. Не мог уйти без Деборы.
Так что я вздохнул, мимолетно задумавшись о том, сколько ещё вдохов мне осталось, и рванул к следующему укрытию. Когда-то это был аттракционом для самых маленьких детей с большими закрытыми машинками, которые медленно ездили по кругу, если кто-то поворачивал колесо в центре. Из них осталось всего две, обе в весьма плохом состоянии. Я юркнул в тень от синей и ненадолго припал к земле. Компания веселящихся пиратов растворилась в темноте; было не видно и не слышно не было никого, кто обратил бы внимание на мои передвижения в стиле краба-отшельника. Я с тем же успехом мог идти по парку во главе духового оркестра и жонглировать живыми броненосцами.
Но рано или поздно нам придется встретиться, и в сложившейся ситуации я хотел бы увидеть их первым, поэтому опустился на четвереньки и выглянул из-за машинки.
Я добрался до конца площадки с аттракционами для малышей, и теперь мне был виден канал, по которому прежде плавал пиратский корабль. В нём всё ещё было полно воды, но далеко не самого приятного цвета. Даже отсюда был виден мерзкий серо-зеленый оттенок запустения. Между мной и каналом находилось три опоры канатной дороги. С каждой свисали фонари, но только один из них работал: справа от меня, в той стороне, где я в последний раз видел Дебору. Прямо впереди лежало тёмное открытое пространство около тридцати метров в длину, которое заканчивалось следующим островком безопасности - пальмовой рощей на утесе над водой. Не очень крупной, её едва хватило бы, чтобы скрыть пару взводов Талибана, поджидающих меня в засаде. Но другого укрытия не наблюдалось, поэтому я выскочил из-за машинки и, пригнувшись, побежал туда.
Оказаться без защиты было ужасно; казалось, у меня ушло несколько часов на то, чтобы пересечь открытое, лишенное теней пространство и добраться до рощицы. Я остановился у ближайшей пальмы. Теперь, оказавшись под защитой её ствола, я вновь забеспокоился о том, что могло скрываться с другой его стороны. Я обнял дерево и заглянул в глубь зарослей. Между пальмами разросся густой подлесок и учитывая, что он почти полностью состоял из острых шипов и колючих ветвей, мне совсем не хотелось там прятаться. Я разглядел достаточно, чтобы убедиться, что среди кустов никто не скрывается, да и сам я не испытывал желания оставлять на их ветках куски своей плоти. Я немного отодвинулся от ствола и уже собрался искать укрытие получше.
Но в этот момент со стороны реки раздался звук, который нельзя было ни с чем спутать, - пушечный залп. Я обернулся в направлении звука: под хлопанье порванных парусов и скрип поломанных мачт из-за поворота показалось пиратское судно.
Это была разлагающаяся оболочка того, чем оно когда-то было. Куски дерева свисали с корпуса. Ветхие остатки его парусов печально трепетали на ветру, на мачте развевалось меньше половины выцветшего Веселого Роджера, но корабль гордо скользил по воде, так же, как в моём детстве. Три обращённые ко мне пушки выплюнули ещё один анемичный залп. Я понял намек и нырнул в хитросплетения кустов под пальмами.
То, что минуту назад казалось верхом неудобства, теперь стало благословенным укрытием, и я принялся протискиваться в самую гущу подлеска. Почти сразу же я запутался в растительности и напоролся на шипы. Попытавшись отползти от куста, который так злобно на меня напал, я наткнулся на пальму с острыми, как пила, листьями. К тому времени, когда я сумел освободиться, я порвал рубашку и заполучил несколько глубоких кровоточащих порезов на руках. Но жалобы ещё никому не помогали и, я был уверен, что никто даже не подумает поделиться со мной лейкопластырем, поэтому пополз дальше.
Я медленно продвигался через подлесок, оставляя за собой маленькие, но оттого не менее ценные кусочки собственной плоти на ветвях плотоядных кустов, пока не добрался до дальнего края рощицы, где присел на корточки за веером из пальмовых листьев и посмотрел на канал. Вода в нем взбурлила, будто взбаламученная чьей-то гигантской рукой, а затем успокоилась и снова медленно и уверенно потекла, словно настоящая река, а не пруд в виде кольца.
Тем временем гордость "Пиратского берега", ужас семи морей, проклятый корабль "Возмездие" остановился у старого гниющего причала, который вдавался в канал чуть ниже и правее меня. Вода опять забурлила и снова потекла спокойно. "Возмездие" слегка качнулся, но остался на месте. И несмотря на отсутствие его грозной команды, на борту все же был как минимум один пассажир.
Саманта Альдовар, крепко привязанная к грот-мачте.
@темы: перевод, Декстер на десерт / Dexter Is Delicious [Dexter 5]