Название: «Уныние есть тьма, ослабленная светом» (Blue is a Darkness Weakened by Light)
Это рассказ об одинокой молодой женщине, которая недавно переехала в большой город. Она ищет любви, но находит друга и наперсника старше и мудрее себя.
Автор: Сара МакКерри (Sarah McCarry)
Художник: Jasu Hu
Перевод: bitari
Маркус появился на третий день в школе. Конечно, Розамунда тогда не знала, что его зовут Маркус. Она знала только, что новый парень был классным. Вроде как очень классным. С волосами как в рекламе шампуня. С золотистым загаром цвета львиной шкуры, оттенка золотистой шерсти льва на равнине жаркой Африки, освещенного лучом жаркого солнца. Он вошел в класс уверенно и совершенно спокойно, словно лев. Его уверенный взгляд пронзал помещение класса. Как будто он мог бы съесть их всех живьем, если бы захотел. А потом он посмотрел прямо на нее великолепными, светящимися фиалковыми глазами. Как будто во всем мире больше никого не осталось. Как будто всем его миром в тот момент была Розамунда.
«Пожалуй, стоит убрать второе и третье „лев“», — помечаю я на полях, — «чтобы избежать повторов».
— Его глаза буквально светятся? — спрашивает вампир, заглядывая мне через плечо. — Это же наверняка неудобно.
читать дальше
«Светящиеся глаза?» — добавляю я. — «Изменить текст?»
Это не то, что вы думаете — мы с вампиром просто друзья. Возможно, вы перечитали ромфанта. Мы встречаемся каждый вечер на углу Двадцать шестого и Шестой после окончания моего рабочего дня и пьем коктейли в Half King. Я помощник литературного агента, а он вампир, что, полагаю, тоже своего рода форма занятости.
В этом городе немало людей, чей источник дохода сомнителен, но, насколько мне известно, вампир — единственный, кого можно назвать монстром буквально. В начале нашего знакомства я спросила, почему ему хочется проводить со мной время, за что он выбрал меня из миллионов девушек, стайками фланирующими по ночным улицам. Стройных, крутых девушек с мягкой кожей, ослепительно-белыми зубами и аккуратным маникюром; безупречных девушек с ароматом жасмина и новеньких баксов; породистых девушек гораздо глянцевее меня.
— Не знаю, — ответил вампир. — Есть в тебе нечто je ne sais quoi*.
Высокодоходная литературная франшиза о Розамунде состоит из трех романов; литературный агент передала мне на рассмотрение черновой вариант четвертого. К началу этой книги Розамунда доказала свою магнетическую привлекательность для всех видов сверхъестественных существ. Два брата-оборотня, несколько полудемонов и один падший ангел твердили, как она прекрасна, но она им не поверила. Розамунда убеждена в собственной обычности. Ее кожа мягкая и пахнет розами. Ей нравятся пенные ванны, Бронте и фраппучино. Вампир предложил себя в качестве консультанта для анализа последнего приключения Розамунды, в котором новый ученик в школе оказывается вампиром. Несмотря на то, что он балуется темной стороной, поклонник Розамунды вернется к свету благодаря щедрому дару ее любви. Всем нравится этот проект. Сегодня мой вампир чувствует себя интеллектуалом; он заказал Кровавую Мэри, несмотря на неподходящее время для этого коктейля. Бармен посмотрел на него с укором, думая, что вампир его не замечает, а вампир провел пальцем по своим зубам. Обычно по ночам вампир пьет Перно и элегантно страдает из-за запрета курить в помещении, хотя это запрещено уже многие годы. Время для вампиров движется иначе, как вы, несомненно, уже поняли. Вампир соизволил одолжить мне свой пиджак, созданный Эди Слиманом для Dior Homme. До встречи с ним я не знала ничего подобного: пиджак был настолько прекрасен, что примерив его, я почувствовала себя так, будто всю жизнь носила неподходящую одежду.
— Что значит «волосы как в рекламе шампуня»? — спрашивает вампир.
— Полагаю, это значит, что они чистые, — говорю я.
Вампир удивленно смотрит на меня:
— И это всё, чего вы, люди, хотите сейчас? Силы небесные, ну и времена наступили.
Год или два назад Half King ненадолго закрыли ради съемок фильма, в котором Дрю Бэрримор неожиданно находит любовь, и мне пришлось объяснять вампиру, что такое романтические комедии. Некоторое время он был молчалив.
— А мне нравится этот парень Тарковский, — наконец сказал он. — Не болтает попусту.
Сейчас не первая моя зима в этом городе, но я до сих пор не могу подобрать достаточно теплую одежду. Бывают ночи, когда мне кажется, что пронизывающий ветер разорвет меня на части и заморозит останки в груду ледышек. Мои карманы были битком набиты мечтами, когда я сюда переехала, но на людных улицах одиночество ощущается сильнее всего. Там, откуда я приехала, мороз никогда не пытался меня убить.
«Ты можешь пробиться здесь; можете пробиться где угодно», — говорит вампир. Кажется, он пытается меня ободрить.
Мы познакомились в библиотеке на Шестой, где я проводила свои выходные. В ней тепло, и не нужно было платить за возможность целый день сидеть и рыдать как подросток над открытым блокнотом. Раньше в здании находился суд, но выглядело оно похожим на сказочный дворец. Тут была спиральная каменная лестница и башня с витражами, пропускающими радужный свет из другого, более доброго измерения. Иногда я представляла себя принцессой, которая просто дожидается своей коронации, диадем и бархатных платьев. Возможно, принцессу звали Розамундой. Вампир подошел ко мне, когда я читала книгу о публичных казнях шестнадцатого века.
— Знаешь, это не совсем правда, — сказал вампир, хотя тогда я, конечно, не знала, что он был вампиром. Я вообще не знала этого высокого худощавого мужчину с холодными серыми глазами, пугающими на фоне его темной кожи. Снаружи дневная буря плавно переходила в ночную.
— Простите? — Я пробыла в городе всего несколько месяцев, но даже тогда понимала, что его одежда стоит больше моей квартплаты за месяц.
— Я читал эту книгу, — заявил вампир. — Всё было не совсем так, хотя и довольно близко.
— Я провожу исследование для романа, — сказала я, хотя залитые слезами страницы блокнота были пусты.
— Надо же, — сказал вампир. — Как увлекательно. Могу я купить тебе выпить?
Я делю жилплощадь с четырьмя другими девушками в той части города, которой не долго оставаться дешевой. Каждый месяц из моего здания выезжает черная семья и вселяется белая. Мои соседки, так же как и я, приехали сюда заниматься чем угодно, кроме того, чем они занимаются сейчас.
— Квартира на пятерых в этих трущобах, — ужасается вампир. — Словно крысы в коробке.
— Мы больше не называем это трущобами, — возражаю я.
Квартира пропитана миазмами человеческого присутствия. В ванной комнате грязно: клочья волос, пустые тюбики из-под зубной пасты, раковина блестит от жира. Отопление не работает месяцами, и я сплю в двух свитерах и шерстяных носках. Утром мое дыхание собирается белым облачком в бледном воздухе. Обычно мне неохота идти домой, что отлично подходит вампиру. Он будет покупать мне выпивку, пока стол не заскользит по полу. Иногда он сажает меня в такси, и я просыпаюсь перед своим домом. В карманах мятые двадцатки и испанские доллары, таксист смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида.
— Тебе повезло, — однажды заметил таксист, — иметь такого щедрого друга.
Я дала ему одну из старинных монет вампира.
— Не знаю, подходит ли ему слово «щедрый», — ответила я, — но он старается быть милым.
Когда я впервые беседовала с литературным агентом, то сказала, что хочу стать писателем.
— А кто не хочет? — закатила она глаза. — Принеси мне текст, я посмотрю.
Распечатка, которую я ей вручила, до сих пор пылится на нижней полке позади ее стола. Современным девочкам нравится читать о вампирах, как сказала мне литературный агент, зарабатывающая на жизнь не лучшими книгами. Если она и мечтала когда-то, то ее мечты давно скукожились под серо-зеленым светом офиса без окон. Наверное, для незнакомого с настоящим вампиром читателя любовь под маской жестокости выглядит лучше реального мира. Все эти монстры, которые ждут подходящую девушку. Все эти девушки, мечтающие о монстре. Как только Красавица находит свое Чудовище, она расцветает. Ее старые побрякушки оказываются талисманами, а дешевый медальон умершей матери — порталом в иное измерение. Все, что ей нужно для изучения магии — чтобы кто-то назвал ее красивой.
Как люди умирают сейчас: пытки, полицейские расстрелы, преступления на почве ненависти, казни. В безопасности ли я? Не знаю. Я не знаю, что означает это слово сейчас, в этом городе, в этом веке. Литературный агент отправляет меня домой с рукописями, чтобы я читала их в свободное время; это ради моей карьеры. Некоторые из них принадлежат ее клиентам. Большинство — людям, которые хотят ими стать.
«Выглядит неубедительно», — пишу я в читательском отчете для агента.
«Согласна!!!!!», — она отвечает по электронной почте, хотя мы сидим в полутора метрах друг от друга. — «Забракуй, пожалуйста JJJ»
Розамунда подошла к новичку после информатики. Он был такой классный. Она почти не верила своим глазам. Она стеснялась. Не знала, как разговаривать с парнями. Особенно с таким парнем. Таким крутым. Таким заряженным.
— Она наверняка имела в виду «загадочным», — говорит вампир.
— Или «эгоцентричным», — предлагаю я и радуюсь, когда он смеется. Я делаю пометку на полях.
— Мы должны выбрать напарника для лабораторной работы, — сказала она, стараясь не позволить голосу трепетать.
— Дрожать! — раздраженно исправляет вампир.
— Ты сам предложил помощь, — напоминаю я и он утихает, бурча над своей Кровавой Мэри.
— Ты новенький, так что, думаю, у тебя его нет.
— Нет, — подтвердил он. Теперь, когда он оказался так близко, его запах пьянил. Мужественный. Как лес. Как мощный зверь с мышцами, перекатывающимися под кожей. Дорогой фирменный свитер подчеркивал цвет его сапфирово-голубых глаз.
«Фиалковых?» — помечаю я на полях.
— Ты дрожишь. От страха? Бояться нечего, — его сапфирово-голубые глаза полны обещаний. — Пока нечего.
— Вампиры, — говорит вампир с достоинством, — не колеблются.
Человек может бояться холода, подкроватных монстров, смерти в одиночестве, нищеты, пиявок или уховерток. Что поезд метро может заглохнуть в час пик под Ист-Ривер; толкотни сдавленных в переполненном вагоне тел и вони человеческой плоти. Вампир совсем не боится многих вещей. Он прочел больше книг, чем можно себе представить; больше книг, чем существует сейчас. В столетии множество часов. Таким как мы с вами нелегко понять, каково это — быть вампиром. Я хотела стать его другом с первой встречи, и не только потому, что чувствовала себя одинокой как кошка в бочке. Позже мне пришло в голову, что его первоначальные намерения могли быть не вполне однозначны: было очевидно, что никто не станет меня искать. Но теперь поднимать эту тему неловко. При знакомстве я сказала вампиру, что собираюсь прославиться, и он ответил, что считает это отличной идеей. «Знаешь, чего мне больше всего не хватает в городе?» — спросил он, — «Звезд на небе». Словно в отличие от меня он перебрал все места, куда мог бы пойти.
Литературный агент такая тощая, что ее кости стучат друг о друга, а жесткое светлое облако ее волос остается неподвижным при ходьбе. Ее клиенты пишут истории о девочках-подростках, застигнутых предназначением, разрывающихся между любовью ангела и оборотня, или ангела и вампира, или вампира и оборотня, или героя-ренегата и постапокалиптического диктатора. Имена им дают звучные, с барочными вкраплениями посторонних согласных и ненужных гласных звуков, которые растекаются вверх, словно буйно растущие лианы: Эвелин, Мадлен, Кэтрин, Розамунда. Иногда тот, кто завоевал их сердца навеки, бывает вампиром. Я пытаюсь представить, как зову вампира вампиром.
— Над чем ты смеешься? — спрашивает литературный агент. Я смотрю новости онлайн. — Я просто хочу няню, которая будет любить моего ребенка так же сильно, как и я! — кричит она в трубку. — Это что, слишком много за тринадцать гребаных долларов в час?
Новости плохие. Я закрываю браузер: Прощай, жестокий мир.
— Ты когда-нибудь просыпался с мыслью о том, что выживание разобьет твое сердце? — спрашиваю я у вампира.
— Ты же знаешь, что у меня нет сердца, — отвечает он. — Думаю, тебе стоит попробовать «Вудфорд резерв»**.
Автор саги о Розамунде живет в многоуровневом особняке между выровненных газонов, которые агент называет «колледжскими». У нее трое детей и четыре машины. Она дружелюбна по телефону, что больше, чем я могу сказать с точки зрения литературного агента. В те дни, когда в офис поступают отчеты о ее гонорарах, вампир в знак сочувствия покупает мне дополнительную выпивку. Я не раз пыталась объяснить вампиру, как работают публикации, но по правде говоря, я и себе не могу это объяснить. Я никогда не встречалась с создательницей Розамунды, но в моем воображении у нее лицо девушки из средней школы, которая начинала чирлидершей, а потом стала дантистом. Она богата, конечно, но без излишеств. Я живу в гламурном городе, и у меня есть гламурный друг-вампир, но я без гроша в кармане и несчастна, и ни в коей мере не приятный человек, так что, возможно, Розамунда и ее автор в конце концов сделали лучший выбор. «Очевидно, вы глубоко погрузились в эту историю», — пишу я в письме с отказом от имени литературного агента. — «Ваше внимание к деталям прекрасно. Тем не менее, я вынуждена отклонить вашу работу». Интересно, разрушаю ли я чьи-то мечты каждый раз, когда нажимаю «отправить».
— Почему ты не работаешь над своей книгой? — спрашивает вампир.
— Я жду, когда мне будет что сказать.
— Похоже, в отличии от всех остальных, — говорит он. Я постепенно осознаю, что могу не оказаться величайшим умом своего поколения. Уверена, он это давно понял.
Вампир с подозрением относится к вампирам с тайными татуировками, обнаженной грудью, магической силой, тайнами; вампирам, которые едят оленей вместо девушек. Вампирам, которые ищут любовь.
— Как думаешь, откуда она берет свои идеи? — спрашивает вампир, разбираясь с приключениями Розамунды.
— Они ненавидят этот вопрос, — отвечаю я. — Они целые сочинения онлайн катают о том, как сильно его ненавидят.
Вампир смотрит на меня с поднятой бровью.
— Откуда ты берешь свои идеи?
— У меня нет идей, — говорю я. С тех пор, как вампир начал помогать мне, мои редакционные письма стали более резкими и менее восторженными. Литературный агент говорит, что я подаю надежды.
Мы с вампиром не говорим о том, чем он занимается в моем отсутствии. Я знаю, что вампиры делают в свободное время; я не дура. Факты о вампирах, которые не соответствуют действительности, по крайней мере, насколько мне известно: боязнь чеснока и крестов, то, что они не пьют коктейли, что они хотят посещать среднюю школу и ходить на выпускной с детишками. Вампир заказывает мне картошку фри.
— Больше кетчупа, — говорит он, когда я начинаю жевать, и я не понимаю, шутит ли он. Старики считают забавными странные вещи. — Пробовала когда-нибудь фуа-гра? Нет? Как насчет улиток? — Его удивляет, как мало я знаю о мире. Меня смущает то, как мало богатые знают о бедности. — Я однажды пробовал такие суши, которые делают с ядовитой рыбой, — говорит вампир, вылавливая оливку из своей Кровавой Мэри. — Стоит тысячу баксов и убьет тебя, если они ошибутся. — Вампир смеется и съедает оливку. — Не то чтобы я заметил разницу. — Литературный агент отправляет меня в кафе за латте (обезжиренное, не слишком горячее, три сахарозаменителя, без пены) и в органический гастроном за едой (одна куриная ножка; один диетический йогурт, только не клубника или ваниль; одна кокосовая вода). Однажды она принесла кекс на работу и смотрела, как я его кушаю. Пока что это единственное приятное, что она сделала для меня. Я знаю, что безнадежна, и это отличает меня от литературного агента. Та знает только, что хочет чего-то другого.
Я всегда хочу есть.
Мы с вампиром не говорим о будущем или прошлом. От чего я умру? Рак, автокатастрофа, самоубийство, пытки, утопление, не знаю. Диспепсия, дизентерия. Белые медведи. Волки. Хотя, конечно, хищники вымирают. Я подумываю рассказать вампиру, как сильно ненавижу литературного агента. Я знаю, что вампир не принадлежит мне. Но он же должен кого-то есть. Это может быть и она.
— Зачем ты остаешься здесь, если ты настолько несчастна? — говорит вампир. — Ты можешь стать одной из тех, кто переезжает на за город и заводит милую ферму. Как эти люди называются?
— Богатеи, — говорю я.
— Сколько негатива. — качает он головой. — Ты могла бы по крайней мере на свидания ходить.
— Ну, — говорю я безрассудно, — ты немного не моего уровня.
— Есть многое на свете, и так далее, — небрежно говорит вампир. Я утыкаюсь в текст перед собой.
Маркус подошел ближе. Сердце Розамунды забилось у нее в горле.
— Я знаю, — отвечаю прежде, чем вампир успеет запротестовать, одновременно помечая на полях: «В груди? Или вы имели в виду что-то другое?»
— Ты впустую тратишь свою жизнь, — говорит вампир, и мне хочется спросить: а если бы у меня было больше времени? Что, если бы у меня было все время мира? Учитывая, как в наши дни обстоят дела, это не так уж и долго.
— Я пока не могу двигаться дальше, — вместо этого говорю я вампиру. — Мне нужно больше времени.
— Для чего?
— Чтобы дышать, — говорю я. Не знаю, как объяснить резкий свет морозного утра, когда все, что вы видите, это морщинки, одна за другой появляющиеся в уголках глаз, тому, кто спит целый день. В ночи вампира нет метронома, отсчитывающего прожитые секунды. У нас не слишком много общего. Человеческие тела: мочатся, выделяют дерьмо, воняют, кровоточат. Надеются.
— Хочешь еще выпить? — спрашивает вампир
— Спасибо, — я собираю Розамунду и Маркуса. — Мне завтра на работу. Пожалуй, мне пора идти. — Я возвращаю ему пиджак; на мгновение надеясь, что он скажет мне оставить его. Но в отличие от меня пиджак незаменим.
— Спокойной ночи, — улыбается вампир. — Увидимся вечером.
Но на следующую ночь литературный агент берет меня на литературную вечеринку. Я надела любимую рубашку — она не особо привлекает внимание, но напоминает мне о доме, и лете, и запахе травы на солнце. На вечеринке я понимаю, что рубашка — ошибка. Я выгляжу не безмятежной, а бедной. Хозяин дома — редактор. Его квартир, размером с половину всего моего здания. За окнами сияет город. Серо-коричневая мебель в рустикальном стиле. Я пью вино в углу и смотрю, как вокруг циркулируют писатели, делая вид, что нахожусь в зоопарке. Писатели расправляют перышки. Писатели важничают. Писатели танцуют брачные танцы. Писатели собираются у водопоя, опасаясь хищников. Писатели, не колеблясь, бросят им на растерзание самых слабых. Я съедаю креветки в беконе, маленький кусочек тоста, покрытый лососем, и один жареный кнедлик со свининой. Вскоре официанты начинают меня избегать.
— Конечно, вы читали «Бесконечную шутку», — говорит писатель кому-то позади меня. — Но эссе?
Я оборачиваюсь. У писателя неприглядная борода и туфли, которые вампир не надел бы даже под страхом смерти.
— Привет, — говорю я. — Хочешь выбраться отсюда?
— Мы знакомы? — спрашивает он, и я пожимаю плечами.
— Не все ли равно?
Я не знаю, как предупредить вампира. Я никогда не была занята после работы, а у него нет телефона. Найдет ли он другую девушку, такую же, как я? Знает ли он о вечной взаимозаменяемости человеческих жизней? Слишком поздно переспрашивать имя писателя, когда мы направляемся к бару в Нижнем Ист-Сайде, где работает барменом его бывший сосед по комнате, а потом это уже не имеет значения. Напитки продолжают появляться около моего локтя. Я рассказываю писателю все, что могу вспомнить о своем детстве.
— Меня тоже неправильно понимали, когда я был ребенком, — нетерпеливо говорит он.
— Я не была непонятой, — поправляю я. — Я была выше этого.
— О, Розамунда! — смеется он.
— У меня фиалковые глаза, — говорю я своему напитку, — и могучие силы.
Он не слышит. Я думала, что касаться другого человека будет облегчением, но вместо этого чувствую только смирение. Я воображаю, что если я повернуть голову, вампир будет терпеливо ждать меня прямо за дверью. «Глупышка, ты пришла не в тот бар», — скажет он, беря меня за руку, и мы вместе выйдем в жестокий мир.
Розамунда со своим амулетом и небом, полным звезд. Розамунда: сосуд, ожидающий, когда его наполнят. Розамунда: чистый лист, зеркало, девушка, по которой легко соскучиться. Розамунда, которая никогда, никогда, никогда не станет такой унылой, как любой из нас.
У писателя на книжной полке стоит Буковски, но по крайней мере в его квартире тепло. Он приносит мне водку в грязной кружке, и я позволяю ему себя трахать. «Это было здорово», — говорит он потом, и я думаю о том, как однажды вампир высказался о бесконечной способности людей к самообману.
— Ты когда-то был человеком, — сказала я.
— Быть человеком, — возразил вампир, — это навык, который полезно перерасти.
— Ты прекрасна, — бормочет писатель, начиная похрапывать. Я жду, пока проявятся мои неведомые ранее силы. Обогреватель писателя лязгает.
Я думаю о том, что скажу вампиру завтра. «Я бы ушла до утра», — скажу я в обычной сардонической манере, — «но жара в его квартире сработала». Вампир подарит мне магический медальон или нанесет на предплечья волшебную татуировку. Вампир предложит мне талисман.
— Теперь у тебя есть секрет, — скажет вампир. — Теперь, наконец, заметили ту, кто ты есть на самом деле.
Мы с вампиром выйдем на улицу, чтобы он мог покурить, и он будет одет в новое пальто от Рика Оуэна, и я скажу, что ему стоит сделать себе ирокез, и скажу, что куплю ему одну из этих растафарианских шляп, чтобы положить туда его дреды. Он презрительно откажется, а потом заметит, что я шучу. Я посоветую ему вести модный блог. Когда я заплачу, он коснется моего плеча, отдернет руку и скажет: «За вами, людьми, всегда так трудно наблюдать». Из всех демонов, с которыми я знакома, вампир самый настоящий и наименее недобрый. Возможно, мы останемся друзьями, когда я буду жить на ферме с курами, козой и большой пестрой собакой, любящей только меня. Я напишу роман о своем знакомстве; супергеройский или в стиле нуар. Мы могли бы раскрывать преступления вместе.
Может быть, я даже переживу этот катастрофический век.
— Если бы мы жили вместе за городом, то могли бы видеть звезды, — шмыгнув носом, скажу я вампиру.
— Хватит с тебя виски, маленькая мечтательница, — ответит он. Он заберет у меня стакан, я прислонюсь к его плечу, и в это захватывающее дух мгновение ночь покажется не такой огромной.
---------------------------------------------
Примечание переводчика:
* Je ne sais quoi (фр.) — буквально «Я не знаю что». В искусстве XVIII века употреблялось в связи с невыразимой словами красотой (русская калька — распространённый до середины XIX века эпитет «неизъяснимый»). Определяет некую невыразимую суть искусства, нечто расплывчатое и неопределенное.
**Вудфорд резерв — знаменитый американский виски, официальный напиток одного из самых масштабных состязаний Соединённых Штатов, Кентуккийского дерби, и неизменный ингредиент любимого коктейля миллионеров, тысячедолларового «Мятного джулепа».
Это рассказ об одинокой молодой женщине, которая недавно переехала в большой город. Она ищет любви, но находит друга и наперсника старше и мудрее себя.
Автор: Сара МакКерри (Sarah McCarry)
Художник: Jasu Hu
Перевод: bitari
Маркус появился на третий день в школе. Конечно, Розамунда тогда не знала, что его зовут Маркус. Она знала только, что новый парень был классным. Вроде как очень классным. С волосами как в рекламе шампуня. С золотистым загаром цвета львиной шкуры, оттенка золотистой шерсти льва на равнине жаркой Африки, освещенного лучом жаркого солнца. Он вошел в класс уверенно и совершенно спокойно, словно лев. Его уверенный взгляд пронзал помещение класса. Как будто он мог бы съесть их всех живьем, если бы захотел. А потом он посмотрел прямо на нее великолепными, светящимися фиалковыми глазами. Как будто во всем мире больше никого не осталось. Как будто всем его миром в тот момент была Розамунда.
«Пожалуй, стоит убрать второе и третье „лев“», — помечаю я на полях, — «чтобы избежать повторов».
— Его глаза буквально светятся? — спрашивает вампир, заглядывая мне через плечо. — Это же наверняка неудобно.
читать дальше
«Светящиеся глаза?» — добавляю я. — «Изменить текст?»
Это не то, что вы думаете — мы с вампиром просто друзья. Возможно, вы перечитали ромфанта. Мы встречаемся каждый вечер на углу Двадцать шестого и Шестой после окончания моего рабочего дня и пьем коктейли в Half King. Я помощник литературного агента, а он вампир, что, полагаю, тоже своего рода форма занятости.
В этом городе немало людей, чей источник дохода сомнителен, но, насколько мне известно, вампир — единственный, кого можно назвать монстром буквально. В начале нашего знакомства я спросила, почему ему хочется проводить со мной время, за что он выбрал меня из миллионов девушек, стайками фланирующими по ночным улицам. Стройных, крутых девушек с мягкой кожей, ослепительно-белыми зубами и аккуратным маникюром; безупречных девушек с ароматом жасмина и новеньких баксов; породистых девушек гораздо глянцевее меня.
— Не знаю, — ответил вампир. — Есть в тебе нечто je ne sais quoi*.
Высокодоходная литературная франшиза о Розамунде состоит из трех романов; литературный агент передала мне на рассмотрение черновой вариант четвертого. К началу этой книги Розамунда доказала свою магнетическую привлекательность для всех видов сверхъестественных существ. Два брата-оборотня, несколько полудемонов и один падший ангел твердили, как она прекрасна, но она им не поверила. Розамунда убеждена в собственной обычности. Ее кожа мягкая и пахнет розами. Ей нравятся пенные ванны, Бронте и фраппучино. Вампир предложил себя в качестве консультанта для анализа последнего приключения Розамунды, в котором новый ученик в школе оказывается вампиром. Несмотря на то, что он балуется темной стороной, поклонник Розамунды вернется к свету благодаря щедрому дару ее любви. Всем нравится этот проект. Сегодня мой вампир чувствует себя интеллектуалом; он заказал Кровавую Мэри, несмотря на неподходящее время для этого коктейля. Бармен посмотрел на него с укором, думая, что вампир его не замечает, а вампир провел пальцем по своим зубам. Обычно по ночам вампир пьет Перно и элегантно страдает из-за запрета курить в помещении, хотя это запрещено уже многие годы. Время для вампиров движется иначе, как вы, несомненно, уже поняли. Вампир соизволил одолжить мне свой пиджак, созданный Эди Слиманом для Dior Homme. До встречи с ним я не знала ничего подобного: пиджак был настолько прекрасен, что примерив его, я почувствовала себя так, будто всю жизнь носила неподходящую одежду.
— Что значит «волосы как в рекламе шампуня»? — спрашивает вампир.
— Полагаю, это значит, что они чистые, — говорю я.
Вампир удивленно смотрит на меня:
— И это всё, чего вы, люди, хотите сейчас? Силы небесные, ну и времена наступили.
Год или два назад Half King ненадолго закрыли ради съемок фильма, в котором Дрю Бэрримор неожиданно находит любовь, и мне пришлось объяснять вампиру, что такое романтические комедии. Некоторое время он был молчалив.
— А мне нравится этот парень Тарковский, — наконец сказал он. — Не болтает попусту.
Сейчас не первая моя зима в этом городе, но я до сих пор не могу подобрать достаточно теплую одежду. Бывают ночи, когда мне кажется, что пронизывающий ветер разорвет меня на части и заморозит останки в груду ледышек. Мои карманы были битком набиты мечтами, когда я сюда переехала, но на людных улицах одиночество ощущается сильнее всего. Там, откуда я приехала, мороз никогда не пытался меня убить.
«Ты можешь пробиться здесь; можете пробиться где угодно», — говорит вампир. Кажется, он пытается меня ободрить.
Мы познакомились в библиотеке на Шестой, где я проводила свои выходные. В ней тепло, и не нужно было платить за возможность целый день сидеть и рыдать как подросток над открытым блокнотом. Раньше в здании находился суд, но выглядело оно похожим на сказочный дворец. Тут была спиральная каменная лестница и башня с витражами, пропускающими радужный свет из другого, более доброго измерения. Иногда я представляла себя принцессой, которая просто дожидается своей коронации, диадем и бархатных платьев. Возможно, принцессу звали Розамундой. Вампир подошел ко мне, когда я читала книгу о публичных казнях шестнадцатого века.
— Знаешь, это не совсем правда, — сказал вампир, хотя тогда я, конечно, не знала, что он был вампиром. Я вообще не знала этого высокого худощавого мужчину с холодными серыми глазами, пугающими на фоне его темной кожи. Снаружи дневная буря плавно переходила в ночную.
— Простите? — Я пробыла в городе всего несколько месяцев, но даже тогда понимала, что его одежда стоит больше моей квартплаты за месяц.
— Я читал эту книгу, — заявил вампир. — Всё было не совсем так, хотя и довольно близко.
— Я провожу исследование для романа, — сказала я, хотя залитые слезами страницы блокнота были пусты.
— Надо же, — сказал вампир. — Как увлекательно. Могу я купить тебе выпить?
Я делю жилплощадь с четырьмя другими девушками в той части города, которой не долго оставаться дешевой. Каждый месяц из моего здания выезжает черная семья и вселяется белая. Мои соседки, так же как и я, приехали сюда заниматься чем угодно, кроме того, чем они занимаются сейчас.
— Квартира на пятерых в этих трущобах, — ужасается вампир. — Словно крысы в коробке.
— Мы больше не называем это трущобами, — возражаю я.
Квартира пропитана миазмами человеческого присутствия. В ванной комнате грязно: клочья волос, пустые тюбики из-под зубной пасты, раковина блестит от жира. Отопление не работает месяцами, и я сплю в двух свитерах и шерстяных носках. Утром мое дыхание собирается белым облачком в бледном воздухе. Обычно мне неохота идти домой, что отлично подходит вампиру. Он будет покупать мне выпивку, пока стол не заскользит по полу. Иногда он сажает меня в такси, и я просыпаюсь перед своим домом. В карманах мятые двадцатки и испанские доллары, таксист смотрит мне в глаза через зеркало заднего вида.
— Тебе повезло, — однажды заметил таксист, — иметь такого щедрого друга.
Я дала ему одну из старинных монет вампира.
— Не знаю, подходит ли ему слово «щедрый», — ответила я, — но он старается быть милым.
Когда я впервые беседовала с литературным агентом, то сказала, что хочу стать писателем.
— А кто не хочет? — закатила она глаза. — Принеси мне текст, я посмотрю.
Распечатка, которую я ей вручила, до сих пор пылится на нижней полке позади ее стола. Современным девочкам нравится читать о вампирах, как сказала мне литературный агент, зарабатывающая на жизнь не лучшими книгами. Если она и мечтала когда-то, то ее мечты давно скукожились под серо-зеленым светом офиса без окон. Наверное, для незнакомого с настоящим вампиром читателя любовь под маской жестокости выглядит лучше реального мира. Все эти монстры, которые ждут подходящую девушку. Все эти девушки, мечтающие о монстре. Как только Красавица находит свое Чудовище, она расцветает. Ее старые побрякушки оказываются талисманами, а дешевый медальон умершей матери — порталом в иное измерение. Все, что ей нужно для изучения магии — чтобы кто-то назвал ее красивой.
Как люди умирают сейчас: пытки, полицейские расстрелы, преступления на почве ненависти, казни. В безопасности ли я? Не знаю. Я не знаю, что означает это слово сейчас, в этом городе, в этом веке. Литературный агент отправляет меня домой с рукописями, чтобы я читала их в свободное время; это ради моей карьеры. Некоторые из них принадлежат ее клиентам. Большинство — людям, которые хотят ими стать.
«Выглядит неубедительно», — пишу я в читательском отчете для агента.
«Согласна!!!!!», — она отвечает по электронной почте, хотя мы сидим в полутора метрах друг от друга. — «Забракуй, пожалуйста JJJ»
Розамунда подошла к новичку после информатики. Он был такой классный. Она почти не верила своим глазам. Она стеснялась. Не знала, как разговаривать с парнями. Особенно с таким парнем. Таким крутым. Таким заряженным.
— Она наверняка имела в виду «загадочным», — говорит вампир.
— Или «эгоцентричным», — предлагаю я и радуюсь, когда он смеется. Я делаю пометку на полях.
— Мы должны выбрать напарника для лабораторной работы, — сказала она, стараясь не позволить голосу трепетать.
— Дрожать! — раздраженно исправляет вампир.
— Ты сам предложил помощь, — напоминаю я и он утихает, бурча над своей Кровавой Мэри.
— Ты новенький, так что, думаю, у тебя его нет.
— Нет, — подтвердил он. Теперь, когда он оказался так близко, его запах пьянил. Мужественный. Как лес. Как мощный зверь с мышцами, перекатывающимися под кожей. Дорогой фирменный свитер подчеркивал цвет его сапфирово-голубых глаз.
«Фиалковых?» — помечаю я на полях.
— Ты дрожишь. От страха? Бояться нечего, — его сапфирово-голубые глаза полны обещаний. — Пока нечего.
— Вампиры, — говорит вампир с достоинством, — не колеблются.
Человек может бояться холода, подкроватных монстров, смерти в одиночестве, нищеты, пиявок или уховерток. Что поезд метро может заглохнуть в час пик под Ист-Ривер; толкотни сдавленных в переполненном вагоне тел и вони человеческой плоти. Вампир совсем не боится многих вещей. Он прочел больше книг, чем можно себе представить; больше книг, чем существует сейчас. В столетии множество часов. Таким как мы с вами нелегко понять, каково это — быть вампиром. Я хотела стать его другом с первой встречи, и не только потому, что чувствовала себя одинокой как кошка в бочке. Позже мне пришло в голову, что его первоначальные намерения могли быть не вполне однозначны: было очевидно, что никто не станет меня искать. Но теперь поднимать эту тему неловко. При знакомстве я сказала вампиру, что собираюсь прославиться, и он ответил, что считает это отличной идеей. «Знаешь, чего мне больше всего не хватает в городе?» — спросил он, — «Звезд на небе». Словно в отличие от меня он перебрал все места, куда мог бы пойти.
Литературный агент такая тощая, что ее кости стучат друг о друга, а жесткое светлое облако ее волос остается неподвижным при ходьбе. Ее клиенты пишут истории о девочках-подростках, застигнутых предназначением, разрывающихся между любовью ангела и оборотня, или ангела и вампира, или вампира и оборотня, или героя-ренегата и постапокалиптического диктатора. Имена им дают звучные, с барочными вкраплениями посторонних согласных и ненужных гласных звуков, которые растекаются вверх, словно буйно растущие лианы: Эвелин, Мадлен, Кэтрин, Розамунда. Иногда тот, кто завоевал их сердца навеки, бывает вампиром. Я пытаюсь представить, как зову вампира вампиром.
— Над чем ты смеешься? — спрашивает литературный агент. Я смотрю новости онлайн. — Я просто хочу няню, которая будет любить моего ребенка так же сильно, как и я! — кричит она в трубку. — Это что, слишком много за тринадцать гребаных долларов в час?
Новости плохие. Я закрываю браузер: Прощай, жестокий мир.
— Ты когда-нибудь просыпался с мыслью о том, что выживание разобьет твое сердце? — спрашиваю я у вампира.
— Ты же знаешь, что у меня нет сердца, — отвечает он. — Думаю, тебе стоит попробовать «Вудфорд резерв»**.
Автор саги о Розамунде живет в многоуровневом особняке между выровненных газонов, которые агент называет «колледжскими». У нее трое детей и четыре машины. Она дружелюбна по телефону, что больше, чем я могу сказать с точки зрения литературного агента. В те дни, когда в офис поступают отчеты о ее гонорарах, вампир в знак сочувствия покупает мне дополнительную выпивку. Я не раз пыталась объяснить вампиру, как работают публикации, но по правде говоря, я и себе не могу это объяснить. Я никогда не встречалась с создательницей Розамунды, но в моем воображении у нее лицо девушки из средней школы, которая начинала чирлидершей, а потом стала дантистом. Она богата, конечно, но без излишеств. Я живу в гламурном городе, и у меня есть гламурный друг-вампир, но я без гроша в кармане и несчастна, и ни в коей мере не приятный человек, так что, возможно, Розамунда и ее автор в конце концов сделали лучший выбор. «Очевидно, вы глубоко погрузились в эту историю», — пишу я в письме с отказом от имени литературного агента. — «Ваше внимание к деталям прекрасно. Тем не менее, я вынуждена отклонить вашу работу». Интересно, разрушаю ли я чьи-то мечты каждый раз, когда нажимаю «отправить».
— Почему ты не работаешь над своей книгой? — спрашивает вампир.
— Я жду, когда мне будет что сказать.
— Похоже, в отличии от всех остальных, — говорит он. Я постепенно осознаю, что могу не оказаться величайшим умом своего поколения. Уверена, он это давно понял.
Вампир с подозрением относится к вампирам с тайными татуировками, обнаженной грудью, магической силой, тайнами; вампирам, которые едят оленей вместо девушек. Вампирам, которые ищут любовь.
— Как думаешь, откуда она берет свои идеи? — спрашивает вампир, разбираясь с приключениями Розамунды.
— Они ненавидят этот вопрос, — отвечаю я. — Они целые сочинения онлайн катают о том, как сильно его ненавидят.
Вампир смотрит на меня с поднятой бровью.
— Откуда ты берешь свои идеи?
— У меня нет идей, — говорю я. С тех пор, как вампир начал помогать мне, мои редакционные письма стали более резкими и менее восторженными. Литературный агент говорит, что я подаю надежды.
Мы с вампиром не говорим о том, чем он занимается в моем отсутствии. Я знаю, что вампиры делают в свободное время; я не дура. Факты о вампирах, которые не соответствуют действительности, по крайней мере, насколько мне известно: боязнь чеснока и крестов, то, что они не пьют коктейли, что они хотят посещать среднюю школу и ходить на выпускной с детишками. Вампир заказывает мне картошку фри.
— Больше кетчупа, — говорит он, когда я начинаю жевать, и я не понимаю, шутит ли он. Старики считают забавными странные вещи. — Пробовала когда-нибудь фуа-гра? Нет? Как насчет улиток? — Его удивляет, как мало я знаю о мире. Меня смущает то, как мало богатые знают о бедности. — Я однажды пробовал такие суши, которые делают с ядовитой рыбой, — говорит вампир, вылавливая оливку из своей Кровавой Мэри. — Стоит тысячу баксов и убьет тебя, если они ошибутся. — Вампир смеется и съедает оливку. — Не то чтобы я заметил разницу. — Литературный агент отправляет меня в кафе за латте (обезжиренное, не слишком горячее, три сахарозаменителя, без пены) и в органический гастроном за едой (одна куриная ножка; один диетический йогурт, только не клубника или ваниль; одна кокосовая вода). Однажды она принесла кекс на работу и смотрела, как я его кушаю. Пока что это единственное приятное, что она сделала для меня. Я знаю, что безнадежна, и это отличает меня от литературного агента. Та знает только, что хочет чего-то другого.
Я всегда хочу есть.
Мы с вампиром не говорим о будущем или прошлом. От чего я умру? Рак, автокатастрофа, самоубийство, пытки, утопление, не знаю. Диспепсия, дизентерия. Белые медведи. Волки. Хотя, конечно, хищники вымирают. Я подумываю рассказать вампиру, как сильно ненавижу литературного агента. Я знаю, что вампир не принадлежит мне. Но он же должен кого-то есть. Это может быть и она.
— Зачем ты остаешься здесь, если ты настолько несчастна? — говорит вампир. — Ты можешь стать одной из тех, кто переезжает на за город и заводит милую ферму. Как эти люди называются?
— Богатеи, — говорю я.
— Сколько негатива. — качает он головой. — Ты могла бы по крайней мере на свидания ходить.
— Ну, — говорю я безрассудно, — ты немного не моего уровня.
— Есть многое на свете, и так далее, — небрежно говорит вампир. Я утыкаюсь в текст перед собой.
Маркус подошел ближе. Сердце Розамунды забилось у нее в горле.
— Я знаю, — отвечаю прежде, чем вампир успеет запротестовать, одновременно помечая на полях: «В груди? Или вы имели в виду что-то другое?»
— Ты впустую тратишь свою жизнь, — говорит вампир, и мне хочется спросить: а если бы у меня было больше времени? Что, если бы у меня было все время мира? Учитывая, как в наши дни обстоят дела, это не так уж и долго.
— Я пока не могу двигаться дальше, — вместо этого говорю я вампиру. — Мне нужно больше времени.
— Для чего?
— Чтобы дышать, — говорю я. Не знаю, как объяснить резкий свет морозного утра, когда все, что вы видите, это морщинки, одна за другой появляющиеся в уголках глаз, тому, кто спит целый день. В ночи вампира нет метронома, отсчитывающего прожитые секунды. У нас не слишком много общего. Человеческие тела: мочатся, выделяют дерьмо, воняют, кровоточат. Надеются.
— Хочешь еще выпить? — спрашивает вампир
— Спасибо, — я собираю Розамунду и Маркуса. — Мне завтра на работу. Пожалуй, мне пора идти. — Я возвращаю ему пиджак; на мгновение надеясь, что он скажет мне оставить его. Но в отличие от меня пиджак незаменим.
— Спокойной ночи, — улыбается вампир. — Увидимся вечером.
Но на следующую ночь литературный агент берет меня на литературную вечеринку. Я надела любимую рубашку — она не особо привлекает внимание, но напоминает мне о доме, и лете, и запахе травы на солнце. На вечеринке я понимаю, что рубашка — ошибка. Я выгляжу не безмятежной, а бедной. Хозяин дома — редактор. Его квартир, размером с половину всего моего здания. За окнами сияет город. Серо-коричневая мебель в рустикальном стиле. Я пью вино в углу и смотрю, как вокруг циркулируют писатели, делая вид, что нахожусь в зоопарке. Писатели расправляют перышки. Писатели важничают. Писатели танцуют брачные танцы. Писатели собираются у водопоя, опасаясь хищников. Писатели, не колеблясь, бросят им на растерзание самых слабых. Я съедаю креветки в беконе, маленький кусочек тоста, покрытый лососем, и один жареный кнедлик со свининой. Вскоре официанты начинают меня избегать.
— Конечно, вы читали «Бесконечную шутку», — говорит писатель кому-то позади меня. — Но эссе?
Я оборачиваюсь. У писателя неприглядная борода и туфли, которые вампир не надел бы даже под страхом смерти.
— Привет, — говорю я. — Хочешь выбраться отсюда?
— Мы знакомы? — спрашивает он, и я пожимаю плечами.
— Не все ли равно?
Я не знаю, как предупредить вампира. Я никогда не была занята после работы, а у него нет телефона. Найдет ли он другую девушку, такую же, как я? Знает ли он о вечной взаимозаменяемости человеческих жизней? Слишком поздно переспрашивать имя писателя, когда мы направляемся к бару в Нижнем Ист-Сайде, где работает барменом его бывший сосед по комнате, а потом это уже не имеет значения. Напитки продолжают появляться около моего локтя. Я рассказываю писателю все, что могу вспомнить о своем детстве.
— Меня тоже неправильно понимали, когда я был ребенком, — нетерпеливо говорит он.
— Я не была непонятой, — поправляю я. — Я была выше этого.
— О, Розамунда! — смеется он.
— У меня фиалковые глаза, — говорю я своему напитку, — и могучие силы.
Он не слышит. Я думала, что касаться другого человека будет облегчением, но вместо этого чувствую только смирение. Я воображаю, что если я повернуть голову, вампир будет терпеливо ждать меня прямо за дверью. «Глупышка, ты пришла не в тот бар», — скажет он, беря меня за руку, и мы вместе выйдем в жестокий мир.
Розамунда со своим амулетом и небом, полным звезд. Розамунда: сосуд, ожидающий, когда его наполнят. Розамунда: чистый лист, зеркало, девушка, по которой легко соскучиться. Розамунда, которая никогда, никогда, никогда не станет такой унылой, как любой из нас.
У писателя на книжной полке стоит Буковски, но по крайней мере в его квартире тепло. Он приносит мне водку в грязной кружке, и я позволяю ему себя трахать. «Это было здорово», — говорит он потом, и я думаю о том, как однажды вампир высказался о бесконечной способности людей к самообману.
— Ты когда-то был человеком, — сказала я.
— Быть человеком, — возразил вампир, — это навык, который полезно перерасти.
— Ты прекрасна, — бормочет писатель, начиная похрапывать. Я жду, пока проявятся мои неведомые ранее силы. Обогреватель писателя лязгает.
Я думаю о том, что скажу вампиру завтра. «Я бы ушла до утра», — скажу я в обычной сардонической манере, — «но жара в его квартире сработала». Вампир подарит мне магический медальон или нанесет на предплечья волшебную татуировку. Вампир предложит мне талисман.
— Теперь у тебя есть секрет, — скажет вампир. — Теперь, наконец, заметили ту, кто ты есть на самом деле.
Мы с вампиром выйдем на улицу, чтобы он мог покурить, и он будет одет в новое пальто от Рика Оуэна, и я скажу, что ему стоит сделать себе ирокез, и скажу, что куплю ему одну из этих растафарианских шляп, чтобы положить туда его дреды. Он презрительно откажется, а потом заметит, что я шучу. Я посоветую ему вести модный блог. Когда я заплачу, он коснется моего плеча, отдернет руку и скажет: «За вами, людьми, всегда так трудно наблюдать». Из всех демонов, с которыми я знакома, вампир самый настоящий и наименее недобрый. Возможно, мы останемся друзьями, когда я буду жить на ферме с курами, козой и большой пестрой собакой, любящей только меня. Я напишу роман о своем знакомстве; супергеройский или в стиле нуар. Мы могли бы раскрывать преступления вместе.
Может быть, я даже переживу этот катастрофический век.
— Если бы мы жили вместе за городом, то могли бы видеть звезды, — шмыгнув носом, скажу я вампиру.
— Хватит с тебя виски, маленькая мечтательница, — ответит он. Он заберет у меня стакан, я прислонюсь к его плечу, и в это захватывающее дух мгновение ночь покажется не такой огромной.
---------------------------------------------
Примечание переводчика:
* Je ne sais quoi (фр.) — буквально «Я не знаю что». В искусстве XVIII века употреблялось в связи с невыразимой словами красотой (русская калька — распространённый до середины XIX века эпитет «неизъяснимый»). Определяет некую невыразимую суть искусства, нечто расплывчатое и неопределенное.
**Вудфорд резерв — знаменитый американский виски, официальный напиток одного из самых масштабных состязаний Соединённых Штатов, Кентуккийского дерби, и неизменный ингредиент любимого коктейля миллионеров, тысячедолларового «Мятного джулепа».